Поднявшись, он бросил последний взгляд на могилу, повернулся и зашагал к выходу.
Он остановился у цветочного магазина и купил яркий весенний букет, чем вызвал любопытство стоявшей за прилавком Эми — кто эта счастливица? Пусть строит догадки. Гейдж не стал объяснять — да и с какой стати? — что думает о матерях и цветах.
Это недостаток — на его взгляд, один из многих — маленьких городков. Каждый хочет знать обо всех или делает вид, что знает. А если информации недостаточно, они ее выдумывают, называя истинной правдой.
В Холлоу любили посудачить о Гейдже. Бедный ребенок, плохой мальчик, источник неприятностей, плохие новости, скатертью дорога. Наверное, это ранило его, причем особенно глубоко, когда он был моложе. Но у него имелось средство против таких ран. Кэл и Фокс. Его семья.
Мать умерла, причем уже давно. Именно это он сегодня окончательно осознал, размышлял Гейдж, выезжая из города. И обязан сделать то, что уже давно собирался.
Конечно, ее может не оказаться дома. Франни Хоукинс не ходила на службу. Ее работой был дом, а также многочисленные комитеты, которые она возглавляла или в деятельности которых участвовала. Назовите любой комитет или благотворительное общество в Холлоу, и мать Кэла, скорее всего, будет числиться среди его членов.
Гейдж остановился позади чистой и аккуратной машины — она принадлежала Франни — на аккуратной подъездной дорожке к дому, где, сколько себя помнил Гейдж, жили Хоукинсы. Аккуратная женщина, хозяйка дома, стояла на коленях посреди квадрата ярко-розовой пены, засаживая цветами — наверное, это были петуньи — края и без того потрясающего палисадника.
Светлые блестящие волосы выбивались из-под широкополой соломенной шляпы, на руках прочные коричневые перчатки. Вероятно, темно-синие брюки и розовую футболку она считает рабочей одеждой, подумал Гейдж. Услышав звук подъезжающей машины, Франни повернула свою хорошенькую головку и улыбнулась.
Гейдж не переставал этому удивляться. Она всегда от души улыбалась, когда видела его. Франни стянула перчатки.
—Какой приятный сюрприз. Замечательные цветы — такие же, как ты.
—В Ньюкасл[1] со своим углем.
Она погладила его по щеке, взяла букет.
—Цветов не бывает много. Пойдем, поставлю их в воду.
—Я вам помешал.
—Работа в саду всегда найдется. Я все время там копошусь.
Гейдж знал: в доме тоже. Она меняла обивку, шила шторы, красила, вечно что-то переставляла. Но, как бы дом ни менялся, он всегда оставался теплым и гостеприимным.
Франни отвела его на кухню, а затем в помещение для стирки, где у нее — нужно знать Франни Хоукинс — имелась специальная раковина для составления букетов.
—Поставлю букет в высокую вазу и приготовлю нам что-нибудь холодное.
—Я не хочу вас отвлекать.
—Гейдж. — Отмахнувшись от его протестов, она взяла вазу. — Иди во двор. В такую погоду нечего делать в доме. Я принесу чай со льдом.
Гейдж не стал спорить — в основном потому, что хотел сосредоточиться на том, что именно он собирается сказать Франни, и раздумывал, как это сделать. Она хорошо потрудилась и на заднем дворе. Растения всех мыслимых форм и расцветок выглядели совершенными и в то же время абсолютно естественными. Гейдж знал, сам видел, что каждый год она рисует чертежи клумб.
В отличие от матери Фокса, Франни Хоукинс не допускала посторонних к прополке. Она никому не доверяла — считала, что вместо вьюнка они выдернут петунью или что-то еще. Однако за все эти годы Гейдж перетаскал на клумбы изрядное количество перегноя и камней. Наверное, этот сад, словно сошедший с обложки журнала, в какой-то степени он может считать своим.
На крыльце появилась Франни. Она несла чай со льдом и веточками мяты в кувшине из толстого зеленого стекла, высокие стаканы того же цвета и тарелку с печеньем. Они устроились в тени за столиком, в окружении стриженой травы и цветов.
—Я всегда вспоминаю ваш двор, — сказал Гейдж. — Ферма Фокса похожа на игру «Мир приключений», а тут...
—Что? — Она рассмеялась. — Пунктик матери Кэла?
—Нет. Нечто среднее между волшебной сказкой и святилищем.
Улыбка Франни стала нежной и задумчивой.
—Как ты красиво выразился.
Теперь Гейдж знал, что скажет.
—Вы всегда меня принимали. Я думал об этом сегодня. Вы и мать Фокса. Всегда меня принимали, ни разу не отвергли.