Выбрать главу
* * *

«Кондитерская Штуде славится своими марципанами, но соорудить из них художественное произведение, сохранить стиль и колорит, и притом так удачно — это уже явление исключительное», — восхищались в 1913 году «Ревельские известия».

Восторг репортера понять несложно: к трехсотлетнему юбилею царствующей династии в витрине на улице Пикк появилась целая «патриотическая композиция»: два марципановых богатыря с древнерусским щитом в руках и марципановый Кремль.

Выставлялась тут и менее «идеологизированная» продукция. Так, накануне Рождества 1922 года Штуде представил целую марципановую диораму. Созвучность ее тематики зимнему празднику выглядит сомнительной, но исполнение было выше всяческих похвал.

«Перед нами — индийское бунгало: через окна и дверь виднеется празднично убранный стол с освещенной елкой, — делились впечатлениями „Последние известия“. — На пороге, в тропическом шлеме, стоит европеец и встречает приближающийся караван слонов.

На первом торжественно восседает марципановый магараджа, а последующие — нагружены подарками, очевидно для сахарного европейца. Там и сям разбросаны тропические пальмы, шалаши, перед которыми ведут мирную беседу туземцы».

Для того чтобы манящая витрина была лучше видна самым юным покупателям, Штуде распорядился закрепить прямиком под ней на фасаде отрезок металлической трубы — вставать на цыпочки городской детворе отныне было не надо.

Воспользоваться нехитрым «маркетинговым приемом» прославленного кондитера можно и сегодня. Только не вполне понятно — с какой целью: традиция украшения витрины кафе «Майасмокк» марципановыми композициям последние годы что-то подзаглохла…

* * *

Что еще сохранилось от кондитерского заведения «марципанового мастера» былого Ревеля? Как ни странно, такая хрупкая вещь, как марципановые формы: их коллекция, принадлежащая небольшому музею, расположившемуся в одном здании с кафе «Майасмокк», насчитывает без малого двести штук.

Некоторые из них до сих пор используются по назначению. Приглядевшись к плиткам марципана с оттиснутыми видами Таллина, легко заметить: и Толстая Маргарита, и замок Тоомпеа выглядят на них точь-в-точь, как на старых фото — по состоянию конца XIX века.

Сохраняется и рецепт столетней давности: согласно ему, содержание муки из толченого миндаля к общей массе марципанового теста должно составлять не менее семидесяти процентов. О добавлении арахиса лучше и не заикаться — дух обоих Штуде не поймет!

После последней реставрации, проведенной в 1999 году в ратушной аптеке, марципан, как и много веков тому назад, вновь включен в ассортимент предлагаемой покупателям продукции.

И это не просто дань традиции. Ведь марципан — прежде всего лекарство от дурного расположения духа: пациенту из «Мартова хлеба» он помог справиться именно с этим недугом. Даже современная медицина согласна: содержащийся в миндале магний и витамин В способствуют выработке серотонина, необходимого в борьбе с депрессией, проще говоря — с хандрой.

Заела однообразная серость будней, и, словно в детстве, очень хочется сказки? Значит, пора вновь отправляться в Таллин — в аптеку, за чудо-лекарством.

Хрупкая реликвия

Старейшие формы, хранящиеся в музейной коллекции кафе «Майасмокк», насчитывают век с четвертью: иные из них были изготовлены в конце девятнадцатого столетия.

Самый же почтенный по возрасту — по крайней мере, среди известных нам — сохранившийся до наших дней таллинский марципан столь почтенным возрастом похвастаться не может: ему чуть-чуть не хватает до… восьмидесятилетия.

В 1935 году некий горожанин решил сделать своей будущей невесте подарок: зашел в кондитерскую к Штуде и купил марципановую фигурку девушки. Возлюбленная подарок оценила: поставила его в сервант, пообещав съесть только после свадьбы.

Как и почему съедобная «статуэтка», годная к употреблению в течение четырех месяцев со дня изготовления, дожила до наших дней — загадка. Но в середине двухтысячных годов она вернулась в стены дома по адресу Пикк, 16.

Музейной коллекции ее решила передать дама почтенного возраста — если не знать, что прибыла она из Южной Эстонии, можно было опознать в ней одну из самых преданных посетительниц кафе «Майасмокк».

Дарительница оказалась дочерью того самого молодого человека, который некогда купил в кондитерской у Штуде подарок своей возлюбленной, переживший все перипетии бурного XX века.

Хранителю музея пожилая госпожа рассказала: в любви, согласии и взаимоуважении ее родители прожили всю свою долгую, полную испытаний и отнюдь не сладкую жизнь.

Тем, наверное, марципан и схож с настоящими чувствами — с годами они не черствеют, а лишь становятся крепче.

История без конца

Люблю я Ревель беспредельно. Люблю его не меньше вас, Люблю жестоко, нераздельно, Его и профиль, и анфас. И очень часто вечерами, Под тихо-четкими огнями, Дыханье уличек его Мне может заменить вино. Люблю изгиб его рисунка, Порыв восторженных церквей, Люблю, поверьте, ей-же-ей, Его совсем без предрассудка, Вплоть до расписанных дверей И слеповатых фонарей. Вглядитесь в ревельские ночи, В них чисто западный налет, Когда сверлят прохожих очи Девиц стоящих у ворот. Вот вам глава его романа! Глаз горят у ресторана, Ползет прохожий, как змея, Мурлыча что-то про себя. Изящно-ломкие фасады Спят беспокойно — детским сном, Луна их кроет серебром. И апатичные ограды Гудкам авто не разбудить… Ну как мне Ревель не любить?!

Стихи, опубликованные осенью 1932 года в таллинской газете «Вести дня», не могут похвастаться ни поэтическим мастерством, ни особым изяществом.

Не стоит быть к ним слишком строгим: позаимствованным у автора «Медного всадника» размером написан не «гимн великому городу», а всего лишь фельетон, напечатанный под красноречивым заголовком — «Без названия».

Посвящен он прозаической и злободневной на тот момент теме: затянувшимся работам по благоустройству парков и скверов. Но автор немудреных стихов, неумышленно или нарочно, затронул в них один из древнейших таллинских мифов.

Прежде чем поставить под опусом инициалы «Л. А.», он поделился с читателями надеждой: когда-нибудь в далеком «двадцать пятом веке» «дальние потомки» горожан будут ломать головы: каким же образом пращуры сумели «изжить ремонт до конца»?!

Либо фельетонист был не местным жителем, либо же специально задал читателям вопрос, не имеющий ответа. Ведь всякий таллинец знает: город просуществует ровно до тех пор, пока строительные работы будут в нем непрестанно продолжаться.

Виной всему — зловредный водяной, с незапамятных времен поселившийся в озере Юлемисте — том самом, которое образовалось из слез безутешной вдовицы Линды, носившей камни для «фундамента будущего города» — холма Тоомпеа.

Что не поделил он с ней или ее потомками — таллинский фольклор не уточняет. Но к городу, заложенному на кургане богатыря Калева и разросшемуся по его далеким и близким окрестностям, водяной испытывает самые негативные чувства.

Раз в год — легенды только никак не могут договориться — под Рождество, Новый год или в ночь летнего солнцестояния старец с бородой из тины выходит из глубин ради одного-единственного дела: узнать у первого же прохожего, выстроен ли, наконец, Таллин.

Даже самый юный горожанин знает единственный верный ответ: нет, строительство еще ой как далеко от завершения! Услышав это, водяной гордо вздыхает и покорно растворяется в озерной воде, чтобы вновь появиться ровно через год. Но и через двенадцать месяцев ответом ему будут те же самые слова: хитрость озерного духа давным-давно разведана таллинцами. Водяной из Юлемисте интересуется, когда Таллин будет выстроен, с коварной целью — затопить его.