Это была Инга.
Сейчас он уже не помнил, каким образом завязалось знакомство. Наверное, разговор начался сам собой…
После первой встречи последовали другие. Стасису пришла в голову замечательная идея брать с собой кота Алексия — эдакого огромного, мохнатого монстра сибирской породы, восхитившего Ингу и ужаснувшего ее белоснежного песика своими потрясающими размерами, абсолютно черной, пышной шерстью и совершенно диким нравом: никого из посторонних Алексий к себе не подпускал, а малютку Тоби первое время и вовсе терроризировал.
Пару недель спустя кот и песик все же подружились. Стали даже скучать друг без друга во время длительных перерывов между прогулками. Алексий и к Инге попривык; сохраняя определенную дистанцию, позволял себя погладить, а в минуты особой лености — подержать несколько секунд на руках. Нервный Тоби очень ревновал хозяйку к Стасису, но ничего изменить не мог и находил некоторое успокоение в общении с менее чувствительным котом.
Стасис в то время испытывал к Инге чисто приятельские чувства. В свои девять лет имея уже опыт некоторых бурных романов в детском саду и в школе, отношения с долговязой чернобровкой он мог уверенно отнести к разряду дружеских. С ней было просто интересно; к тому же у ее родителей имелась целая библиотека фантастики!
Таким образом миновало года два. Пока одним чудным весенним днем не исчез Алексий: ушел через оставленную приоткрытой дверь — и не вернулся…
Искали всей семьей — бесполезно!
Встречи с Ингой некоторое время продолжались, хотя и заметно реже.
Расцветающей девочке мальчишка становился все менее интересен: она поглядывала на старших парней.
А всего через полгода после исчезновения Алексия в семью пришло тяжелейшее горе — умерла мать. Смерть стала неожиданным ударом для всех знавших ее. Никому ведь и в голову не приходило, что с легкостью тянущая две работы и все семейные хлопоты женщина может быть смертельно больна.
Врачи-мерзавцы не сумели отличить злокачественную опухоль от доброкачественной…
Оглушенный Стасис вывалился из накатанной колеи, в которой не смог удержать его растерявшийся отец. Стал тайком покуривать, пошли трудности в школе. До предела натянулась нить отношений с окружающими. Закомплексовал Стасис. Раньше он хоть хорошей учебой выделялся среди сверстников — теперь не стало и этого. Тогда он предпочел стать дурковатым отшельником, чем вообще никем.
Но время лечит…
Прошло несколько нелегких лет. Отец научился много прирабатывать; не только выплатил кооператив, но и купил машину, сына приодел. А к окончанию Стасисом десятого класса поменял старый «Жигуль» на собственноручно отделанный «Форд». Сыну же в день завершения учебы торжественно вручил двухкассетный «Шарп» и джинсы «Ливайс». Тогда это было нечто!
Сам Стасис к тому времени сильно изменился. Свыкшись с мыслью о смерти матери, как-то незаметно потерял свои комплексы, раскрепостился. В школе его по-прежнему считали дурковатым, не подозревая, что одноклассники не интересуют парня уже вообще — друзей хватало и без них; с двумя самыми закадычными он ходил в тогда еще подпольную школу каратэ.
После учебы Стасис недолго маялся вопросом — куда пойти? Не желая до службы в армии делать какие-либо решительные шаги, он устроился на работу в фирму отца. И понравилось. Над душой никто не стоял; дали задание — твое дело выполнить все качественно и в разумные сроки; как — это уже никого не касается. Копаться же в машинах было интересно. Да и мужики в бригаде подобрались отличные.
Жизнь обрела новые, сочные краски.
Стасис расцвел. Избавление от мучавшей бессмысленными условностями школы, смена обстановки освежили его, дали почувствовать вкус пока относительно, но все же самостоятельной жизни. Некому было теперь считать его чудиком и материалом для воспитания; неожиданно став равным со старшими, он даже разговорился — поначалу с непривычки заикаясь, но все более уверенно, с удивлением обнаруживая у себя вполне «подвешенный» язык.
Еще одни мазок палитра судьбы добавила новой встречей с Ингой…
Что представлял собой к этому времени Стасис — уже известно. А она…
Достаточно было бы упомянуть се семнадцатилетний возраст. Но добавим роскошные, ниспадающие на спину черные волосы, стройную, округляющуюся фигурку и ошеломляющую женственность девушки, переставшей быть девочкой, но еще не дамы.
Дружба редко забывается. Расстались они не по обиде — и их детские отношения всплыли в памяти с ласковым ореолом романтики. Искорка почти сразу переросла в нежный огонек…
Который горел всего несколько месяцев. Незадолго до ухода Стасиса в армию Инга призналась, что у нее появился новый парень (уж не тот ли кролик?).
— Не обижайся, Стасик. Это ведь к лучшему. У тебя впереди целых два года службы — я все равно не выдержала бы! Только тогда это получилось бы нечестно.
Она хотела поцеловать его на прощание — в знак примирения. Стасис зло шарахнулся; побрел прочь — вновь оглушенный…
Армия быстро проветрила мозги. Судьба зашвырнула его в Карабах.
Извилины у всех стирались там в ноль; оставалась лишь одна мысль выжить!
Первый же после короткой учебки бой стал для пария и последним. Его ранило в ногу осколком снаряда. И вместе с двумя товарищами он угодил в плен к армянским боевикам.
Тогда-то и пришла ясность, что врагами в этой странной войне являются именно армяне, коих замполит величал исключительно «террористами» и «преступными элементами». Армия была на стороне азербайджанцев. Оставалось загадкой — почему армяне не имеют права получить в состав своей республики территорию, населенную в основном их собратьями, и как может армия делить на «своих» и «врагов» два народа собственной страны?
Армяне уже хорошо знали политику Москвы и Баку и на солдат особого зла не держали. Пленных старались обменять на товарищей или завербовать в свои ряды. Однако и первое, и второе случалось нечасто. Противная сторона к угодившим в плен своим традиционно была в лучшем случае равнодушна, а вновь закладывать свою жизнь — хоть за деньги, хоть за правду (и чужую) — мало кому хотелось. Посему добрая половина парней маялась месяцами в плену, пассивно ожидая своей участи; бежать не составляло никакого труда, но дальше что — опять в окопы?
Стасис не бежал и по другой причине. Он физически не был на это способен. Местный лекарь осколок из-под колена выскоблил, но обработать рану должным образом не сумел. Нога стала гнить, угрожая заражением крови.
Периодически охранявшая пленных женщина пожалела мучившегося парня и буквально заставила его уйти. Стасис выполз в дурманящую свежестью ночь сознанием стоящих впереди чудовищных проблем.
Но подхватила волна везения. Доковылял до Барды, приютился почти на месяц в одной сердобольной семье. У хозяев дома в это время два старших сына тоже служили в армии. Пожалели они несчастного солдатика: переодели в гражданское, нашли врача, сумевшего вылечить искалеченную ногу.
Городок был очень близок к Карабаху. В нем царил настрой на «священную» войну с «подлыми» армянами; периодически набиралось пополнение в добровольческие отряды. К счастью, на Стасиса никто особого внимания не обращал. Приютившие его люди говорили всем, что в отпуске парень, служит с их сыном — большой друг.
Искушать судьбу Стасис не стал. Только пришел в норму — отправился дальше. Заняв у спасителей пятьдесят рублей, он задумал ехать в Грузию, где с его специальностью можно было быстро подзаработать неплохие деньги, купить липовые документы и укатить куда подальше.
Судьба распорядилась иначе. Еще в Евлахе все его планы неожиданно изменились. Подвернулся случай подзаработать на машине «дальнобойщика» из Махачкалы. Когда выяснилось, что Стасис в «свободном полете», неплохо знает каратэ, да и вообще увлекается восточными единоборствами, водила предложил ему попытать счастья у дедушки Ахмета — его родственника, живущего высоко в горах в полном одиночестве и ищущего себе молодого ученика по кавказской школе рукопашного боя, в коей он великий мастер.