Иравади не сравнить с Волгой, Нилом, Миссисипи, Гангом ни по длине, ни по ширине, и все равно она — одна из самых могучих рек мира. Испокон веков это главная судоходная река Бирмы, по которой осуществляется торговля и между внутренними районами, и с зарубежными странами. В нижнем течении Иравади принимает большие современные грузовые и пассажирские суда; малые поднимаются вверх до города Банмо почти на 1,5 тысячи километров, 14 миллионов пассажиров и 136 миллионов тонн грузов было перевезено по Иравади в 1980/81 финансовом году. С севера на юг бесконечным потоком переправляются нефть, удобрения, тик, рис и другие многие нужные стране товары. Непросто водить суда по Иравади, особенно в засушливое лето, когда обнажаются песчаные мели. В целях безопасности навигации и повышения хозяйственного значения Иравади в экономическом развитии страны в верхнем течении реки установлено 2600 предупредительных знаков, в среднем 8 тысяч и в нижнем — 2600.
Согласно легенде, дух дождя Иравади, окинув взглядом безжизненные пустынные пространства, решил сотворить чудо. По его воле из хобота любимого слона излились на землю потоки воды — и зазеленели поля, выросли деревья, кусты, цветы и травы, зашумела листва. А потоки превратились в реку со множеством притоков, которую люди назвали «рекой божественного дара». Еще величают ее в народе Мимаджи («Матерью-рекой») за щедрость и живительную влагу, орошающую крестьянские поля. Вблизи Мьичины (в Верхней Бирме) река холодная и кристально чистая. Даже в самые знойные апрельские и майские дни она не прогревается выше 15 градусов. Тающие в горных отрогах снега удерживают в реке прохладу до города Сикайна, а после городишка Каты, где вливается приток Шуэли, Иравади не может больше противостоять горячим лучам солнца и заметно теплеет.
Пятьдесят шесть километров от Мьичины до Банмо Иравади пробила себе дорогу в каменной горловине, которую сдавливают нагромождения скал, сужающие в отдельных местах ее русло до 45 метров. В теснине Паду-Пашо, как называют ее местные жители, Иравади клокочет среди высоких порогов и низких отшлифованных ею за многие века валунов. Стремительные водовороты увлекают в свою сумасшедшую гибельную пляску все, что попадается на пути. Адская круговерть подхватывает сбитое ураганом могучее дерево и спустя некоторое время отпускает его в виде истерзанного обрубка, словно побывавшего в пасти дракона. А иногда жертвы бурунов еще долго мечутся от берега к берегу, бьются о скалистые берега.
В период муссонных ливней река в теснине Паду-Пашо становится вообще непроходимой. Правда, по словам местных старожилов, бывали прежде смельчаки, которых крайняя нужда заставляла отправляться в опасное плавание по кипящему потоку. Здесь помнят также, как выбитые из Мьичины в июне — августе 1944 года в ходе освободительной войны японские оккупанты из 18-й дивизии отчаянно пытались спастись на плотах по дикой реке. Немногим удалось добраться до цели — города Банмо. Плоты разлетались в щепки, накрывая обломками беглецов.
С ноября по февраль в теснине вода спадает, и река немного усмиряет свой резвый бег, принимая юркие весельные лодки. И даже тогда надо быть смелым и ловким гребцом, чтобы в этих местах передвигаться по Иравади. На пути рискованного плавания, словно предупреждая об опасности, стоит скала Четтансин. Зловеще смотрят на пловцов скалы глубокими темными проемами, которые считаются в народе прибежищами гигантских мифических шершней. Недоступность реки как бы подтверждают огромные, выпирающие из воды валуны, называемые в зависимости от величины и конфигурации «слоновыми» или «бычьими» и считающиеся обителью духов. Ступенчатые пороги в верхнем течении Иравади, по которым перескакивают каскадом ее воды, — последнее напоминание о необузданности стремнины.
На редкие узкие полоски прибрежных песчаных отмелей, встречающихся между скал в теснине Паду-Пашо, приходят с гор на водопой животные — буйволы, олени, медведи, тигры, леопарды. В высоких деревьях, вросших в каменные утесы по берегам, резвятся гиббоны. В расщелинах и пещерах живут дикие кошки — африканские виверры, летучие мыши, всевозможные редкие птицы, павлины. Случайный настораживающий звук поднимает в небо порхающие стаи пестрого птичьего царства и множество бабочек самых причудливых расцветок. Чуть ниже по течению, под городом Шуэли, Иравади проходит второе «чистилище» в теснине Вой Канг Кхум лай. Во время паводка суда поворачивают назад, подальше от рискованного места. На правом берегу над ущельем нависает огромная скала, которую бирманцы прозвали «Натмьехна», что означает «Лицо духа». В здешних краях рассказывают, что когда-то сюда якобы пригоняли арестантов и сбрасывали с обрыва в реку. Может быть, прежде гора и была отвесной, но сейчас она спускается к Иравади уступами, по которым могут забираться вверх даже слоны.
Около «Лица духа» бездонная глубина. Пока так и не удалось ее замерить. Однажды появилось тут индийское судно, которое попыталось стать на якорь и одновременно замерить глубину. Но более чем пятнадцатиметровая цепь оказалась короткой. Больше никто и не предпринимал попыток исследовать дно в этом гиблом месте.
Ущелье Вой Канг Кхум лай представляет собой естественный заповедник дикой природы. Высокие скалы поросли богатой растительностью, деревья увиты лианами, земля покрыта сочной травой, на которой яркие тропические цветы образуют живописный ковер. На берегу и на воде много водоплавающей птицы. Огромные бакланы вздымают крыльями фонтаны брызг, снуют юркие утки, у самой кромки разгуливают аисты, чуть повыше, на травяных лужайках, гордо вышагивают, распустив веером хвост, красавцы павлины. С незапамятных времен в этом благодатном уголке поселились обезьяны. Они занимают значительную территорию, свободно входят в контакт с людьми, стоит их только поманить лакомством.
Всегда была велика зависимость людей от главной водной артерии Бирмы. Иравади спасала от губительного зноя, кормила крестьян, обеспечивая наносным илом плодородие земли, способствовала общению между народами и развитию торговли. На ее живописных берегах издавна поднимались города, зарождались искусства, народные промыслы. Городок Чаумьяун, что относится к району Шуэбо области Сагайн, основан в 1755 году королем Алаунпаей. Король расширил свои владения в Нижней Бирме, завоевав государство монов, город Пегу, создав новые производственные и торговые центры. Весь мастеровой люд с захваченных земель вместе с семьями был согнан в Шуэбо. В числе переселенцев находились и искусные гончары, которые славились умением делать прекрасную глазурованную посуду. Их поселили вначале в деревне Мау, но вскоре запасы глины там истощились, и король распорядился искать новые источники сырья, даже, если потребуется, под его дворцом. Поиски увенчались успехом. Высокого качества глина была найдена у Чаумьяуна и до сих пор добывается из одного карьера. Здесь и в близлежащих селениях находятся главные мастерские по производству гончарных изделий.
Бирманцы издревле пользовались глиняными сосудами для хранения воды, риса, соли, растительного масла, рыбной пасты. В дельте Иравади и на морском побережье они всегда были незаменимы при рыбном промысле для хранения и транспортировки рыбы. Да и теперь без глиняной посуды не обойтись. Утварь приобрела более изящные формы, часть ее покрывают обливной глазурью самых разных цветов — черного, коричневого, зеленого, желтого и других. Умельцы из Чаумьяуна делают их с большим вкусом.
Изготовление огромных, порой более чем двухметровой высоты глиняных сосудов ведется пока еще дедовским способом. Отдельно делаются нижняя и верхняя части, которые затем соединяются. С внешней стороны горшки украшают несложным орнаментом, полируют и отправляют в специальную сушильную печь. Закладывают сразу партию, в которой обычно бывает до 80 сосудов. Такой печи хватает только, на три партии, потом делают новую. Городок глазурованной посуды Чаумьяун обеспечивает сейчас почти всю Бирму своей ходовой продукцией. Кроме него в Бирме были и другие центры гончарного дела — Пегу, Мандалай, Шуэджин, чьи мастера и сейчас не забыли своего ремесла.