— Какую еще вечеринку?! — испуганно подскочила я на сиденье. — Не хочу никаких вечеринок… Никого не хочу.
— Даже меня и Брайана? — обиженно надулась Пэтти. — Только ты, я, Брайан, пиво и рагу из баранины. Просто посидим, выпьем, поговорим ни о чем. Хейзи, ну дай нам возможность побыть сегодня с тобой! Мы так тебя ждали и так рады, что ты вернулась! Ой, прости дорогая, я снова сморозила глупость! — воскликнула Пэтти, ударив руками по рулю. — Я не в том смысле, что ты вот так вернулась, а в том, что рады видеть тебя и…
— Да поняла я все, успокойся, — я невольно улыбнулась, вдруг осознав, насколько неоднозначна моя ситуация. Ведь если кто-то рад моему возвращению, то произошедшее со мной уже нельзя назвать полным крахом.
— Ладно, давайте хорошенько надеремся, а заодно поможете мне осознать, что я не в пустыне, а вся жизнь моя — не мираж, — искренне ответила я. — Спасибо тебе и Брайану, рада, что вы у меня есть.
Мы ехали по улицам моего родного городка, и я понимала, что ничего здесь уже не считаю своим, родным и знакомым. Придется привыкать ко всему снова, и не факт, что у меня это получится.
Глава 2
Глава 2
Неделя пролетела, словно один день. Я отмыла и отчистила квартиру, которая пустовала семь лет. Не особо испытывая восторг от этого занятия, уговаривала себя, что таким образом скоротаю время и смогу обдумать предстоящие дела, при этом занимаясь хоть чем-то полезным. Все равно квартиру придется показывать потенциальным покупателям, так пусть она будет в более приглядном виде.
Пришли мои коробки с книгами и кое-какими вещами, и я собралась, было, распаковать их, да вспомнила, что расставлять что-то и раскладывать здесь нет смысла. Ведь очень скоро, возможно, мне придется убраться из этой квартиры, прихватив с собой всю видавшую виды обстановку, состоящую из дивана, потертого кожаного кресла с высокой спинкой, громоздкого журнального столика и огромного антикварного шкафа, вмещающего в себя самое невероятное количество вещей. В детстве, гостя у бабушки, я обожала прятаться в нем и часами сидела внутри, с упоением разглядывая при свете фонарика старые альбомы с фотографиями и открытками, вырезками из газет и журналов.
Во второй комнате квартиры, спальне, стояла большая старая кровать с изголовьем, обитым потускневшим атласом, круглый прикроватный столик и большой комод с перекошенными, постоянно застревающими ящиками. Я хотела расположиться в спальне, когда приехала, но, полежав на кровати и вдохнув странный, запах, исходящий от этих старых вещей, особенно из недр комода, перебралась в гостиную и обосновалась на диване.
Все здесь, в этой просторной двухкомнатной квартире с большими до пола арочными окнами, я помнила с детства: потолки с лепниной и прекрасный дубовый паркет, который так берегла бабушка, не позволяя никому “шаркать ногами”. После смерти бабули мы выбросили самые ветхие предметы обстановки, оставив только малую часть вещей и мебели, но зато наиболее ценное и крепкое. Сейчас же я ощущала какое-то отчуждение, словно время исказило бережно хранимые впечатления, забрав куда-то в небытие все самое приятное и дорогое сердцу. Не означало ли это, что я смогу расстаться с этой квартирой без особого сожаления, лишь изредка испытывая угрызения совести? Очень надеюсь на это, хотя и сознаю, насколько это малодушно.
Пока квартира пустовала, и здесь никто не расходовал ни электричество, ни воду, я без труда и проблем оплачивала обязательную квартирную плату за год вперед. Но после краха нашего с мужем бизнеса, финансовых проблем и развода, проживание в квартире бабушки становилось для меня уже не столь привлекательной идеей: мне попросту неоткуда брать деньги на ее содержание. К тому же жилье явно требовало ремонта. Решение о продаже квартиры не принесло облегчения и не равнялось решению моих проблем, но влезать в новые долги на неопределенный срок и ждать еще чего-то я просто не в состоянии.
Бабулина квартира располагалась в центре нашего города. Из окон виден парк и центральная площадь с ратушей. Чуть дальше — гавань с многочисленными яхтами и катерами, пестрыми рядами пришвартованными у пирсов. Дом построен в начале 20-го столетия, и квартиры здесь стоили приличные деньги. Но, как оказалось, не настолько «приличные», чтобы можно было рассчитывать, что, продав квартиру и купив жилище поскромнее, я стану жить припеваючи. Однако это решит жилищный вопрос, и у меня еще останется некоторая сумма на проживание, которая позволит мне взять время на дальнейшее устройство жизни, поиск работы и прочее. При этом я не буду ни от кого зависеть, что являлось для меня самым весомым аргументом в пользу принятого решения.
Но самое отвратительное — не все долги были еще уплачены после того, как мы с огромным трудом выпутались из истории с пропажей груза. Существовала вероятность, что я могу лишиться квартиры, ничего не получив взамен.
Я поставила на плиту новенький симпатичный изумрудно-зеленый чайник, подаренный мне Патрицией в день моего приезда. Чайник снабжен свистком, способным заглушить гудки пароходов, доносящихся со стороны гавани. Заглянув в холодильник, который каждый раз при открывании извергал волну затхлого воздуха, несмотря на троекратную попытку отмыть его пожелтевшее нутро, я распрощалась с желанием перекусить и захлопнула дверцу снова, с сожалением констатировав, что все, что хранилось в холодильнике, неизбежно пропиталось этой затхлостью. Кроме, может быть, запечатанных стаканчиков с йогуртом.
Я сидела у окна в кресле с высоким подголовником, пила чай с медом и смотрела на улицу, по которой катили машины и неторопливо шагали люди. Звонок в дверь отвлек от созерцания, и я пошла открывать, догадываясь, какого непрошеного гостя увижу на пороге.
— Я пришел вызволить тебя из добровольного заточения. Выволоку за шиворот, если будешь сопротивляться, так и знай, — заявил Брайан, закрывая за собой дверь и окидывая меня с ног до головы хмурым взглядом.
— Судя по твоему виду, ты собралась отказаться от всех радостей земных и обрекла себя на бесконечную борьбу с многолетней пылью, — заявил он, рассматривая мои спортивные штаны, вытянутые на коленях и заткнутые за пояс желтые резиновые перчатки, в которых я работала сегодня, отмывая закопченные окна.
— С пылью бороться бесполезно, но я пытаюсь, — ответила я. — И сопротивляться не буду, с удовольствием выйду на свет Божий. Сейчас только оденусь. А ты пока проходи и посмотри в отмытые окна — за ними светлый день, а не вечные сумерки, как казалось еще вчера из-за толстенного слоя городской грязи.
Я ушла рыться в чемодане, чтобы найти что-то, не требующее отглаживания и отпаривания, что можно надеть сразу — утюга в моем хозяйстве не имелось. Чистые джинсы и любимый мягкий и уютный пуловер цвета топленого молока вполне подойдут.
Торопливо приняла душ, позволив желтоватым и едва теплым струям воды из старого водопровода окатить меня, создавая видимость полноценной процедуры омовения. Отдающая ржавчиной вода никак не хотела течь ровной струей, а трубы гудели, как волынки на параде в день Святого Патрика. Я расчесала до блеска и заплела в косу свои непомерно отросшие волосы, подкрасила ресницы и нанесла блеск на губы. Взглянула в зеркало — ничего, сойдет.
— Я готова, — объявила, появляясь в гостиной, где Брайан стоял у окна и с интересом разглядывал окрестности.
— А ты знаешь, вид из этих окон и правда стал иным, посветлел и оживился. Город преобразился просто! — сказал он, поворачиваясь ко мне. — Но вовсе не потому, что окна отмыты, а потому, что здесь снова живешь ты, — добавил серьезно.
Я почувствовала, как мои брови поползли вверх, а затем непроизвольно сошлись к переносице.
— Да я всегда своим присутствием озаряю все вокруг, — согласилась без тени кокетства или намека на улыбку. — Пойдем уже, а?
Брайан широко улыбнулся.
— Комплименты не любишь по-прежнему, — констатировал мой старый друг. — И по-прежнему отбиваешь всякую охоту говорить их тебе. Даже такие завуалированные, какой я изобразил только что. Ну, или попытался изобразить.