Девушка закричала, закрывая голову руками. Едва переведя дыхание, попыталась сдвинуться с места, но ноги ее словно вмерзли в мраморный пол. Почти сдаваясь, зная уже, что участь ее будет печальна, Шона медленно опустила руки и посмотрела на Морин.
Точно как в том сне Морин, стоящая к ней спиной, стала медленно поворачиваться. Шона дрожала всем телом, погибая от ужаса, ледяным холодом пробравшегося внутрь нее. Ужас этот заполнил каждую клеточку тела, каждую частичку сознания, принеся с собой убивающее своей неотвратимостью отчаяние.
В воздухе запахло кровью, падалью, холодом смерти и беспощадной жестокостью.
Шона смогла только снова закрыть глаза и покорно отдаться во власть происходящего, понимая, что сопротивляться бесполезно.
Она ощутила, как ее ноги отрываются от пола, и она поднимается вверх.
«Лебедем вам не быть…»
«А вот примкнуть к стае…»
Руки Шоны разъехались в стороны, словно что-то невидимое распяло ее прямо в воздухе.
Густой, сладковатый запах падали усилился настолько, что лез в ноздри, забивая их чем-то липким, лишая возможности дышать. Шона открыла рот, резко вдохнула. Хотела закричать, может быть, даже позвать на помощь неизвестно кого, но…
Из горла ее вырвалось только хриплое карканье.
Последнее, что она осознала остатками стремительно гибнущего человеческого сознания — ее руки стали черными крыльями, тело покрылось жесткими и блестящими перьями, и она примкнула к стае злобных ворон.
Все погасло, осталось лишь одно намерение — терзать теплую плоть, вырывая куски, и ликовать, упиваясь кровавым пиром, в знак победы их великой госпожи.
Неистовой Бадб.
______
Гарри Кларк* — ирландский художник, книжный иллюстратор и автор витражей, одна из основных фигур ирландского Arts and Crafts Movement. В число иллюстрированных им авторов входят Ганс Христиан Андерсен, Эдгар По, Шарль Перро, Гёте («Фауст»), и проч.
Этайн** — героиня кельтского мифа.
Мидир Гордый*** — герой кельтских мифов, бессмертный Принц, один из сыновей бога Дагды.
Дагда**** — божество ирландской мифологии, один из главных богов.
Глава 21
Глава 21
На следующее утро перед приходом Брайана я вся издергалась.
А вдруг я не понравлюсь его дочке, и она сбежит от меня с громким плачем?
Вдруг, оставшись со мной, ребенок будет чувствовать себя несчастным?
Что мне тогда делать?
Я пыталась подкараулить приход отца и дочери, уловив момент их появления, но так увлеклась, изводя себя сомнениями, что все проворонила. Звонок в дверь застал меня врасплох, заставив подскочить на месте.
Открывшаяся мне картина стоящих на пороге двух людей выглядела совсем не пугающе, если не считать того, что Брайан казался снятым с креста: бледный, измученный, под потухшими глазами темные круги, словно он не спал неделю.
Заметив мой взгляд, друг сказал:
— Всю ночь просидели в больнице. «Гранату» забрал вот только и сразу к тебе.
— Гранату?
— Ага. И не вздумай выдергивать чеку, — устало ухмыльнулся он, косясь на светлую макушку дочери.
— И что у вас является… чекой? — поинтересовалась я.
Брайан чуть наклонился ко мне.
— Не давай ей сладкое. Особенно на ночь, — прошептал мне на ухо.
Он придерживал дочь за плечики, а она спокойно стояла, прильнув к ногам отца и, задрав голову вверх, таращилась на меня. Я посмотрела на девочку и почувствовала, что мой рот расплывается в неудержимой улыбке. Джун была копией своего папочки-те же светло-зеленые глаза и необычайно приятные черты лица, только волосы совсем блондинистые.
— Привет, — сказала я малышке. — Я — Хейз.
— Пливет, — отозвалась она. — Я знаю кто ты. Папа сказал, что ты его подлужка. А ты знаешь, почему меня зовут Джун?
— Ну, началось… — закатил глаза Брайан.
— Нет, не знаю, — ответила я малышке. — Давай пройдем в дом, закроем дверь, и ты мне расскажешь, откуда у тебя такое чудесное имя.
Они вошли, и я присела перед малышкой на корточки.
— Ну, теперь скажи мне.
— Да потому что я лодилась в июне*! — торжествующе заявила девочка.
Она тут же высвободилась из рук отца и деловито потопала в гостиную. Мы с Брайаном гуськом направились за ней.
Джун подошла к окну, долго разглядывала там что-то, при этом наклоняла голову, приседала на корточки, приподнималась на цыпочки, возила носом к стеклу и, наконец, изрекла:
— Ты живешь в лесу?
— Ну, можно и так сказать, — ответила я, уже чувствуя, что скучать мне точно не придется.
— Почему у тебя много колОбок? — поинтересовалась девочка, отворачиваясь от окна и направляясь к стене, вдоль которой стояли коробки с книгами.
— Я не успела их разобрать. Я живу в этом доме совсем недавно.
— А где ты жила до этого дома? — тут же последовал следующий вопрос.
Я покосилась на Брайана, он в ответ лишь слегка скривился и пожал плечами.
— Я жила в городе, в маленькой квартире. Хочешь, я покажу тебе свои старые книжки? — попыталась я перехватить инициативу задавать вопросы.
— Хочу, — серьезно заявила малышка.
Она подошла к дивану, уселась на него, стащила с ножек туфли, подогнула коленки и сказала:
— Я готова. Показывай.
Брайан снова наклонился к моему уху, и я услышала его взволнованный шепот:
— Пользуйся моментом. Дай ей гору книжек, пусть копается. Это дело она любит.
Общими с Брайаном усилиями мы быстро отыскали коробку, в которой были мои старые детские книжки. Слава Богу, я упаковала их отдельно от остальных. Набрав целую кучу, положила их на диван рядом с Джун.
— Здесь много волшебных сказок. Про зверюшек, фей и прекрасных принцесс. Любишь такие? — спросила я.
— Люблю, пло плинцесс, — уверенно ответила Джун. — А ты мне почитаешь?
— Конечно. Ты посмотри книжки сама, выбери, что тебе понравится, а я пока поговорю с твоим папой. Хорошо?
Девочка величаво кивнула, давая царственное позволения взрослым удалиться.
Мы с Брайаном прошли на кухню. Там он сгреб меня в охапку и довольно ощутимо стиснул в медвежьих объятиях.
— Ой! — вырвалось у меня.
— Спасибо! Спасибо… — проговорил он, чмокая меня в макушку и в щеки. — Ты даже не представляешь, как ты меня выручила.
— Я еще ничего не сделала. Вдруг Джун здесь быстро наскучит, и она начнет требовать тебя? В этих случаях что делать?
— Ей не наскучит. Она любит неизведанные территории, пока все тут у тебя облазит, время пройдет, и я ее заберу, — поспешил заверить меня Брайан. — Но, если что — звоните, что-нибудь придумаем.
— А когда, кстати, ты планируешь ее забрать?
— Сегодня, ближе к вечеру, — Брайан с тревогой посмотрел на меня. — Раньше не получится никак, прости. Выдержишь?
— Постараюсь. Делай свои дела, — я разглядывала его вблизи и еще четче видела, какой он бледный и измученный. — Тебе бы отдохнуть.
— Какой там отдых, — отмахнулся он.
— Что, все так плохо?
— Сын Эвлинн стабильно тяжелый. По крайней мере, врачи ухудшений не наблюдают. А с мужем, Питером, все хуже некуда, — покачал головой Брайан. — Очень серьезная травма головы. Надежды почти нет…
— Господи… бедная Эвлинн — прошептала я. Мне было ужасно жаль ту маленькую женщину, в которой, только однажды пообщавшись, я смогла почувствовать удивительную силу. — Как она держится?
— Как будто сделана из цельного куска стали, — мрачно отозвался Брайан. — Стиснула зубы и держится. Потом, конечно, её нахлобучит по полной, но пока она себе не позволяет расслабиться. Не женщина, а самурай.
За слегка небрежным тоном Брайана скрывалась подсознательная потребность смягчить всю тяжесть обстоятельств, но давалось ему это непросто. Было видно, что беда, приключившаяся с дорогими ему людьми, его самого уже «нахлобучила по полной».
— У Эвлинн еще и дочь на сносях, — добавил Брайан. — И с магазином всякие дела. Так что я на подхвате.
— Не объясняй. Ты словно оправдываешься, — я сама снова ощущала себя виноватой, в том, что он вынужден объясняться. — Поезжай и не волнуйся. Все будет в порядке. Я твою «гранату» не обижу и другим в обиду не дам.