О нем опасно думать, когда находишься в душе. Или наливаешь из чайника кипяток в чашку. Или, когда в руках колющие или режущие предметы.
О нем, кажется, вообще опасно так много думать.
Брайан. Не объявлялся со вчерашнего дня. Позвоню сама, чуть позже.
Патриция. С ней я уже не общалась несколько дней. Она обижена на меня и потому не звонит. Тоже буду первая, ведь мне-то на нее не за что обижаться.
Отчетливо кольнуло неприятное чувство, что я отдаляюсь от старых друзей. И, вполне возможно, мне не удастся их удержать.
Все менялось. Неудержимо, бесконтрольно. Умом, сердцем и даже кожей я ощущала встречные потоки нового, в которые вступала, как в воды бурной реки. На какой-то миг показалось, что я иду против течения, вопреки чему-то, но это не могло меня остановить.
Странным образом эти мысли и ассоциации не встревожили, а наоборот — вселили уверенность в правильность происходящего. Ведь меня не несло куда-то по течению, как безвольное и бездумное бревно. Я двигалась сама, преодолевая, сомневаясь, но шла вперед. И это было не просто движение без цели и оснований.
Окрыленная и вдохновленная новыми озарениями, я установила лимит на свои размышления и самокопания, и решила, что нужно заняться чем-то реальным и сугубо практическим.
Я все еще жила, как на вокзале. Пора предпринять что-то, чтобы выйти из режима затянутого ожидания неизвестно чего. Частично это уже сделал для меня Кейран, но были задачи, которые могла решить только я сама.
Внизу разрывался телефон. Рингтон подсказал, что звонил Брайан.
Слушая сейчас аккорды песни Джейсона Ривза Save my heart, я поняла, что устанавливая эту мелодию на звонки от моего друга, попала в самую точку. Брайан был точно таким, как герой, от лица которого песня исполнялась. Только вот слова текста должны быть адресованы не мне.
I want what I can’t have
I wanna make you mine
I don’t care what it takes.
— Терпеть не могу, когда ты так делаешь! — рявкнул телефон голосом Брайана, когда я ответила на звонок. — Звоню четвертый раз, а ты не отвечаешь. Можно хотя бы сообщение отослать «Отвали, занята», — к концу фразы тон стал много спокойней и звучал лишь слегка раздраженно.
— Извини, — спокойно отозвалась я. — Была в душе. Встала сегодня позднее обычного.
— Ну, поня-ааатно, — протянул Брайан. — Говорить-то можешь?
— А почему нет? — удивилась я.
— Ну, может, я тебя отвлекаю от чего-то, — небрежно бросил Брай.
— Не отвлекаешь. Как там дела у Эвлинн?
Не дождавшись от меня реакции на провокацию и оставаясь при прежнем градусе любопытства, Брайан вздохнул.
— Никаких подвижек. Один стабильно тяжелый, второй… Словом, ничего нового, — ответил друг. — Врачи силой отправили Эвлинн домой, отдохнуть и выспаться. Заверили, что обязательно известят меня и ее при малейших изменениях.
— Ох, понятно. Может быть что-то нужно? Я готова и хочу помочь.
— Да, Хейз, нужно. Потому и трезвоню так настойчиво. Можешь приготовить что-нибудь поесть? Что-то легкое, но сытное.
— Могу, конечно, — ответила я, — а для чего? Или кого?
— Это для Эвлинн. Она уже неделю почти ничего не ест, только глушит кофе и воду. Сейчас она уехала домой, но я больше, чем уверен, что готовить ничего она себе не станет и вообще забудет о том, что нужно питаться. Если не трудно, изобрази что-нибудь попроще, но питательное.
— Не вопрос, конечно, я все сделаю, — с энтузиазмом откликнулась я, — только у меня с продуктами не очень. Сейчас схожу в магазин…
— Нет! — командным тоном отрезал Брайан. — Не надо никуда ходить, я сейчас собираюсь отвозить «гранату» Лизе и на обратной дороге заеду в магазин, все куплю и завезу тебе. Говори, что надо.
Я навскидку продиктовала ему список первых же пришедших на ум продуктов, на ходу соображая, что можно быстро приготовить.
Пока говорила с Брайаном, телефон известил о приходе смс-сообщения. А через минуту еще одного.
«Сладкая моя… Невозможно скучаю по тебе… К.»
В районе солнечного сплетения заворочался, закружился водоворот — теплый, как солнечный свет, чистый и прозрачный, как вода в ручье. По телу побежали всполохи, словно меня и сейчас касались ласковые и горячие ладони Кейрана.
От второй смски у меня подогнулись коленки, и я плюхнулась на стул, сжимая телефон во вспотевшей ладони.
«Работаю допоздна. Приду, когда освобожусь. Ложись спать, сладкая… Закрытая дверь не помеха.
PS: У меня (случайно!) остались ключи, и я заметил, что замки ты не сменила)»
Кейран не звонил, чтобы спросить, как я, что у меня. Он самым простым способом ставил меня в известность о своих намерениях. Возможно, ждал реакции, особенно после моих вчерашних озвученных сомнений.
Воображение с готовностью нарисовало картину — Кейран, словно большая и гибкая, дикая кошка, мягко ступая, уверенно направляется ко мне, спящей в тишине и темноте дома. Видение настолько чувственно-живое, что вызвало жаркую приливную волну, заставившую сжать бедра.
Отвечать на сообщения я не стала. Просто не знала, как выразить словами то, что хотела бы озвучить.
Пылая всем телом, словно в приступе лихорадки, я побрела в комнату и взяла ноутбук. Стараниями Брайана теперь у меня имелся довольно шустрый доступ в Интернет и, вбивая в строку поиска «Кейран Уолш, фотограф», я затаила дыхание, сама не зная почему и что такого ожидала увидеть.
Первым делом заглянула на персональный сайт.
Красиво сделано, со вкусом. Лаконично, сдержанно, элегантно, как сам Кейран. Черный фон, четкое, контрастное меню, красивый строгий шрифт. Никаких загогулин, помех в виде плавающих картинок или искажающихся букв. Активная кнопка в меню просто меняла подсветку с белой на более темную. Я открыла главную страницу. Информация о последней выставке, перечень новых работ.
Подводя курсор к кнопке Биография, я разволновалась.
На самом деле мне ведь совсем немного известно о Кейране. Имя, фамилия, профессия. Не думаю, что на сайте узнаю что-то очень личное, но все же, казалось, что я собираюсь тайком заглянуть в слегка приоткрытую дверь.
Ничего особенного я не узнала, разве что возраст и день рождения — 1 февраля и тридцать три года. Остальное сухо и кратко: родился, учился, участвовал. Ни слова о личной жизни, никаких «встречался, был замечен» и тому подобного. Но он ведь и не публичная персона. На фото самого Кейрана я завороженно смотрела, не моргая, минут пять. Текст проиллюстрирован двумя фотографиями: на одной изображен погруженный в свои мысли, отстраненный Кейран, каким его чаще всего можно увидеть в реальности. На втором, несколько сюрреалистичном фото, внимание зрителя приковывал резкий, яростный взгляд фотографа. Очень разные изображения, словно две половинки одной души. Не знаю, почему мне так показалось, но впечатление создалось стойкое.
В галерее фоторабот я просто потерялась. Словно вошла в Зазеркалье.
Выныривая из созерцания красоты, я с удовольствием и каким-то особым томлением в груди признала, что Кейран, безусловно и однозначно, очень талантливый и, судя по всему, успешный фотохудожник.
А кто я?
Он ведь обязательно спросит, кто я и чем занимаюсь. Что же ответить?
Я никто. И ничего в этой жизни полезного не делаю.
Закрывая крышку ноутбука, чувствовала, что погружаюсь в туман меланхолии, но пребывать в унылом состоянии долго не пришлось. Уна там надрывается, занимаясь тяжелым физическим трудом, а взрослая тетя сидит и заламывает руки в праздном самоедстве. Сообразив, что совсем забыла о юной садовнице, я вскочила с кресла и побежала во двор.
Уна перемещалась по участку как маленькое торнадо, вычищая и удаляя лишнее. Но в отличие от неуправляемой природной стихии, ловкие руки девушки оставляли за собой не разрушение, а пышно цветущую и зеленеющую гармонию.
Закончив приводить в порядок не в меру разросшиеся кроны кустов жасмина под окнами гостиной, садовница, сидя на корточках, копалась где-то у корней.
— Уна! — окликнула я её.
Она встрепенулась и с готовностью вскочила на ноги. Настороженность на ее лице сменилась робкой улыбкой.