— Простите, что так шумела под окнами, — сказала она. — Я вас, кажется, разбудила…
— Боже, Уна, о чем ты говоришь! — судя по жару, прилившему к лицу, я покраснела. — Я от стыда готова провалиться сквозь землю. Тебе следовало шуметь погромче, а то я сегодня проспала все на свете.
Уна теребила полу своей потертой джинсовой курточки, в которой работала, и разглядывала что-то у себя под ногами. Подозреваю, что ей хотелось о чем-то просить или сказать, но она не решалась.
— Я пойду, займусь делом, а через час мы с тобой прервемся на чаепитие, — сообщила я. — Идет?
Девушка заметно расслабилась, вскинула на меня голубые глаза и закивала, улыбаясь открыто и искренне.
— Я там… кое-что принесла. На ланч, — она взмахнула рукой в рабочей перчатке.
Прежде, чем я успела что-то сказать, Уна развернулась и понеслась за дом, прямо к своему «офису», который устроила в маленьком сарайчике на заднем дворе. Я пошла за ней, на ходу отмечая, что усилиями одной юной садовницы участок удивительно преображался с каждым днем. Такими темпами очень скоро все работы будут закончены. Почему-то от этой мысли стало немного грустно.
— Вот! Картофельный пирог! — провозгласила девушка, бережно вытаскивая из большой сумки что-то завернутое в полотняное полотенце, и протягивая мне.
— Ого, много… пирога, — проговорила я, принимая внушительный сверток круглой формы из рук Уны.
— Ну, остатки потом можно разогреть, — смущенно заметила моя юная знакомая.
— Конечно. Спасибо, — улыбнулась я. — Через час жду тебя. Заходи через заднюю дверь, она будет открыта.
Уна радостно кивнула и отправилась работать дальше, а я понесла пирог домой.
На кухне развернула сверток. Под полотенцем круглая форма из фольги, фольгой же накрытая, а под всеми этими «одежками» — волшебно-ароматный, золотистый, как солнечный диск, картофельный пирог. Я едва удержалась, чтобы прямо рукой не подковырнуть кусочек и не попробовать это кулинарное чудо.
Лежащий на кухонном столе телефон подал сигнал о поступившем сообщении. Тыча подрагивающим пальцем в сенсорный экран, я едва сдержала глупую улыбку, догадываясь от кого смска.
«Сладкая, ты не ответила ни на одно мое сообщение. Нечего сказать?»
Я быстро набрала: «Сказать есть что. Нечего написать».
Звонок раздался ровно через пару секунд после того, как я отправила сообщение.
— Скажи, — голос Кейрана, тихий, низкий, вкрадчивый прикоснулся, как поцелуй полуденного солнца.
— Скучаю по тебе. Очень, очень, очень…
— Звучит здорово. Так я приду сегодня.
Кейран говорил совсем негромко, а на заднем плане раздавались голоса, смех, слышались какие-то звуки.
— Ты не спрашиваешь, а ставишь в известность, — заметила я.
— Да, я знаю. Ложись спать голенькая, — прошептал он.
— Боже, прекрати… — выдохнула я, больше не выдерживая нетерпеливого напора моего богатого воображения, заработавшего вовсю от слов и голоса Кейрана.
— Не могу, сладкая, — заявил Кейран серьезным тоном и, понизив почти до шепота свой восхитительно-бархатистый баритон, заговорил, — ты застряла в моей голове. У меня кончики пальцев покалывает, я все еще ощущаю, как прикасаюсь к тебе. Чувствую твой аромат и как ты прижималась ко мне голой грудью, и теплой попкой.
Стараясь не сопеть в телефон, я закусила губы, и мой затуманенный блуждающий взгляд скользнул по кухонному окну, выходящему на передний двор. Увидела, как в калитку входит Брайан и уверенно направляется по дорожке к дому, держа в руках два пакета из супермаркета.
Едва не споткнувшись, я кинулась в коридор, надеясь открыть дверь раньше, чем раздастся звонок.
Но не успела.
Не успела не только открыть дверь, но и заткнуть рот Брайану.
— Привет, загадочная моя! — громоподобно провозгласил мой друг, вваливаясь в прихожую, как к себе домой.
Он звонко чмокнул меня в щеку, а я в ответ резанула его взглядом, прикладывая палец к губам и указывая на телефон, который держала возле уха.
Лукавство промелькнуло в светлых глазах Брайана, он одарил меня кривой ухмылкой и прошествовал на кухню.
За эти несколько секунд, которые длилось появление Брайана, в телефоне не раздавалось ни звука.
— Кейран? — я старалась говорить ровным и спокойным голосом. — Прости, меня тут отвлекли немного.
— Я так и понял, — невозмутимо отозвался Кейран. — Не подскажешь, на чем я там остановился, когда тебя, хм… отвлекли?
На секунду я представила лицо Брайана, если бы он услышал, как я повторяю сказанное Кейраном.
Я рванула с телефоном на второй этаж, беря лестницу штурмом, и заскочила в пустую комнату, которая должна скоро стать моей спальней. Неспешно обводя взглядом помещение, я представляла его уютным, обставленным новой мебелью. Кованая кровать чудесно впишется сюда, и большой, красивый деревянный ларь в изножье, и бежевые полотняные шторы до пола, и лампы, льющие неяркий, золотистый свет на два нагих тела, лежащих в блаженном изнеможении на чистых смятых простынях…
— Ты говорил что-то такое, от чего у меня кровь превращается в кипящую патоку, — проговорила я, тяжело сглатывая.
— И это правильно, — удовлетворенно отозвался Кейран. — Я хочу, чтобы ты думала обо мне, о нас… И чтобы твоя кровь бежала по венам, горячая и густая… И пусть приливает к нужным местам…
Он говорил и говорил, и от его едва слышно произносимых слов мне вдруг ужасно захотелось скинуть одежду и проверить — не выросли ли у меня за спиной радужные крылышки. Такие прозрачные, трепещущие.
— Боже… не видать мне покоя, — простонала я.
— Вот это точно, — вдруг ровно и четко заявил мой собеседник. Бархатистая вкрадчивость исчезла, и в тоне явственно обозначились стальные нотки. — Я же говорил, у тебя не дом, а проходной двор. Это там твой старый друг заявился?
— Да, пришел Брайан, — я смущенно порадовалась, что мне удается говорить спокойно и уверенно.
— Я вызвалась немного помочь его родственнице. Ну, для той, у которой муж и сын в больнице, помнишь?
— Да, конечно, помню. Но до вечера-то ты освободишься? — сдержанно поинтересовался Кейран.
— Уверена, что да.
— Тогда до вечера, — и добавил, снова понижая голос, — сладкая моя…
…Я спустилась вниз. Теплый терракотовый оттенок стен коридора первого этажа, казалось, добавил пару градусов накала к моему и без того неспокойному состоянию, словно я погрузилась в нагретый солнцем песок.
Все чувства обострились настолько, что даже вот такая внезапная визуальная ассоциация подействовала на весь мой организм. Я становлюсь каким-то барометром «наоборот» — отражаю собственное внутреннее состояние вовне.
На кухне Брайан уже разгрузил сумки, разложив продукты на столе, и сейчас стоял, прислонившись к холодильнику, и смотрел на меня с хитрым прищуром.
— Вовремя я, да? — бодро спросил он, продолжая лукаво ухмыляться.
— Вовремя не то слово, — согласилась я.
Подошла к столу, деловито обозревая заваленный покупками стол. Здесь было столько всего, что хватило бы приготовить обильный обед из пяти блюд на семейство, состоящее из дюжины человек.
— Как Джун? — спросила я.
— Передал ее в целости и сохранности мамочке. Она всю дорогу трещала про «доблую-доблую» Хейз, которая разрешила кушать пиццу на улице.
— Лиза тоже это слышала? — поинтересовалась я.
— Даже не сомневайся! — отозвался Брайан.
Он внимательно наблюдал за мной, пока я проводила инспекцию его покупок.
Поставив вариться курицу, я отобрала овощи для салата, и все это время мы с Брайаном хранили молчание. Между нами не возникло напряжения, только призрачной дымкой витала недосказанность и незавершенность. Наверное, сейчас вызревал тот самый момент, когда можно расставить последние точки. И для этого не нужно ничего особенного делать или говорить. Просто позволить этому произойти.
Я быстро скользнула взглядом по неподвижной фигуре друга, стоящего в прежней позе на прежнем месте. На лице его отражалось терпеливое ожидание. Очень терпеливое.