Я шла не спеша, но уверенно, и вскоре стало казаться, что деревья незаметно расступаются передо мной, будто давая понять, что я перемещаюсь в правильном направлении.
Немного тревожно, но страха нет, и есть уверенность, что все так и должно быть.
Внутри меня зарождалось что-то. Сначала слабо, трепеща, как нити паутинки на ветру, как едва слышное эхо отдаленного зова. Затем все сильнее, по мере того, как я приближалась к чему-то.
Вместе с моими внутренними ощущениями стал оживать мир вокруг. Лес наполнялся звуками, запахами, движением воздуха. Высоко над сплетенными кронами деревьев ярко светило солнце, а, здесь, в гуще леса царили тень и прохлада.
Я медленно шла, все сильнее чувствуя волнение, предвкушая встречу с чем-то. Или кем-то. Я видела, слышала, ощущала, как все вокруг пронизано этим ожиданием.
Кожи касались мягкие листья и ласковое дуновение ветра.
Ноги сами несли вперед, бархатистый мох ласкал ступни, создавая ощущения безопасности. Обманчивое или истинное? Сейчас это совсем не важно.
Впереди была цель. И, прокладывая неизвестный путь, я двигалась к этой цели.
Неожиданно заросли расступились, и передо мной возникла небольшая поляна. Деревья стояли вокруг, словно охраняя этот потайной уголок в самом сердце леса. Здесь солнце проникало сквозь кроны, создавая причудливый узор из льющихся сверху лучей и кружевной тени.
Игра тени и света занавесом опускалась на громоздкое сооружение, расположенное в центре поляны, как и все в этом лесу, укрытое толстым мшистым «одеялом». Кое-где в плотном покрытии из мха образовались словно бы прорехи, и в них видна потемневшая от времени, серая каменная поверхность.
Это — лежачий кромлех.** Один из тех, что называют «ложем Диармайда и Грайне».*** Очень старый, разрушенный временем, но ревностно хранимый лесом.
Вертикальные гигантские камни вросли в землю настолько, что верхняя плита действительно стала чуть покосившимся «ложем», достаточно низким и широким, чтобы на нее забраться без труда и растянуться во весь рост.
Что-то звало довериться древнему камню, хранящему свои тайны. Прилечь, чувствуя себя в полной безопасности и устремить взгляд вверх, туда, где над кронами вековых дубов сияет солнце, а легкие облака движутся по голубому небу.
Я подходила ближе, не в силах отвести глаз от излучающего мощную притягательную энергию мегалита. Кожа начала пылать, в груди зарождалось знакомое волнующее чувство сладкого томления, волнами расходящееся по всему телу.
Я подошла совсем близко к каменной плите, коснулась поверхности рукой. Под ладонью мох ощущался как бархат, он мягкий и сухой, слегка нагретый солнцем, проникающим сквозь ветви. Искушение сильнее меня, я не заметила, как присела на край плиты, и с наслаждением растянулась на ней. Глаза закрылись, обостряя остальные чувства, делая восприятие более тонким и глубоким.
Кружево, сплетенное из солнечных лучей и мягких теней, окутало невесомым покровом, лаская кожу. Это как самые нежные поцелуи, они то теплые, почти обжигающие, то вдруг становились влажными и прохладными, как легкое дуновение свежего ветра.
Жар и влага прикосновений переместилась к груди, заставляя твердеть кончики. Восхитительное кружение по ареолам делали вершинки очень чувствительными, вызывали жадную потребность в продолжение ласк.
Внизу живота невыносимо сладостно тянуло, все ощущения растворялись в крови, начинали движение, захватывая всю меня целиком. Тело послушно выгибалось, подчиняясь накалу желания, бедра раскрывались, и горячие прикосновения солнца, и влажные касания тени перемещались туда…
Я слышала, как бродят соки внутри деревьев, как пульсирует в них жизнь, и это удивительным образом совпадало с моим собственным состоянием. Мое дыхание, сердцебиение, кровоток приходили в гармонию с окружающим миром, достигая полного совпадения и созвучия.
Я знала, что уже не одна. Что никогда не была одна. И никогда не буду…
И снова, откуда-то издалека долетали слова на слегка искаженном, полузабытом языке:
— Beidh Gaoth mo anail… Fuar thiocfaidh chun bheith te do chorp… Te dom…****
***
— Кейран… О, Боже…
— Ш-шш, сладкая моя… тише… не бойся. Это всего лишь я.
Хейз приоткрыла глаза, поднимаясь из глубин своего полусна-полуяви. Она точно уже не одна. Кейран с ней, целует, ласкает. Сухие, горячие ладони мужчины двигались по ее телу.
Как солнечные поцелуи, как кружевной покров, сотканный из света и тени.
…Кейран вошел в дом, наполненный ночной тишиной, и удивительным, растворенным в воздухе покоем.
Знакомые с детства стены, которые долго пустовали, храня свои тайны, дожидаясь, пока время высушит, истончит и развеет все пережитое. Его никогда не тянуло сюда за все эти годы. Но с тех пор, как здесь поселилась ОНА, этот старый дом — многое испытавший и переболевший — теперь стал по-настоящему живым, даже оставаясь все еще неустроенным и пустым.
Хейз крепко спала.
У окна, на полу стоял цветочный горшок, нехитрым способом превращенный в светильник. Неплохо придумано. Рассеянный свет позволял спокойно ориентироваться, и при этом не нарушал зыбкого покоя.
Но Кейрану не нужен покой. Он хотел только Хейз. Руки подрагивали от потребности прикоснуться к ней, от нетерпеливого желания отбросить простыню, под которой обозначались очертания ее тела.
Кейран тихо приблизился к дивану, слушая размеренное дыхание Хейз. Опустился на колени у изголовья и долго смотрел на ее лицо, спокойное, расслабленное во сне. Темные брови вразлет, аккуратный нос, губы, сладость и нежность которых хочется смаковать вечно. Кожа, цветом похожая на спелый, согретый солнцем абрикос. И такая же бархатистая.
Распущенные волосы рассыпались по подушке темным покрывалом, пряди соскользнули вниз, до самого пола. Он становился одержимым, фетишистом, представляя эти волосы, накрывающие их, когда она двигалась, сидя на нем, обнаженная. Он хотел ощущать их скольжение на своей разгоряченной коже, везде, по всему жаждущему телу.
Хейз вся так дивно пахнет. Кейран наклонился ближе, слушая спокойное, размеренное дыхание, вдыхая аромат ее кожи и волос.
— Beidh Gaoth mo anail… Fuar thiocfaidh chun bheith te do chorp… Te dom… — прошептал он.
Тихонько, едва касаясь, спустил с плеч девушки тонкие бретельки сорочки, медленно, осторожно потянул податливую ткань вниз, обнажая грудь.
Хейз шевельнулась, с губ вместе с тихим вздохом едва слышно сорвалось его имя.
— Кейран…
— Ш-шш, сладкая моя… тише… не бойся. Это всего лишь я, — ответил он, зная, что она едва ли слышит его, находясь в плену крепкого сна.
Не смог сдержать улыбки, услышав свое имя, наблюдая за этим первым откликом на его присутствие. Происходящее в реальности лишь смутно доносится до сознания Хейз, пребывающей в стране грез. И все же его имя у нее на устах, а, значит, он сам в её голове, в её мыслях. Может быть даже во снах.
И это было так хорошо, что мало походило на явь.
Кончиками чуть дрожащих пальцев Кейран провел по очертаниям груди, по нежным соскам. Те мгновенно откликнулись, став похожими на тугие бутоны. Молодой человек наклонился, губами обхватил вершинку одной груди, ладонью мягко накрыл вторую. Целуя, пробуя языком, гладя губами и проводя рукой, он, как музыку, слушал тихие стоны, зарождающиеся в груди Хейз. С её приоткрытых губ снова слетели неразборчивые слова.
Она отвечала на его касания, даря самую трепетную радость и ни с чем несравнимое наслаждение тем, что, даже пребывая во сне, доверяла ему, осознавала, чьи руки её ласкают.
Мир тихонько уплывал куда-то, погружая его в то измерение, где он хотел оказаться только с Хейз вдвоем. Частота дыхания менялась, сердце отбивало каждый удар в ритме нараставшего накала желания.
Он стянул и отбросил простыню с Хейз. Переместился, стараясь пока не разбудить ее. Легким касанием провел по ногам девушки, поднимая ее сорочку, обнажая теплое, расслабленное глубоким сном тело. Легкий шелк мягко скользнул, с готовностью, словно соучастник, открывая Хейз для него. Кейран, не отрывая жадного взгляда от прекрасной женщины, лежащей перед ним, быстро выдернул свою рубашку из-за пояса брюк и, стянув прямо через голову, бросил на пол.