Задыхаясь от томительного нетерпения, он едва контролировал себя. Ему хотелось взять ее прямо так, спящую, еще ничего не осознающую. Хотелось пробудить ее, наполнив своим жаром. Войти в желанное до боли тело одним долгим, сильным толчком и двигаться в ней, ощущая ответный трепет нежной, тугой плоти.
Кейран снова неслышно переместил напряженное тело, встав коленом на край дивана. Руки снова легли на гладкие ноги Хейз. Пылающие ладони двигались вверх, одновременно мягко, но настойчиво разводя бедра девушки.
Он замер на миг, когда по ее телу прошла волна дрожи. Хейз чуть выгнулась навстречу ему, принимая ласки, еще неосознанно, но с готовностью отвечая на них.
Кейран любовался ее лицом, водя руками по теплой коже, невесомо касаясь везде. Подался вперед, всматриваясь в нее. Опираясь одной рукой о спинку дивана, второй погладил волосы, мягкий абрис щеки и округлого подбородка, пальцами пробежался по шее, плечу, груди. Здесь ладонь задержалась, чтобы ощутить сильное, уже слегка учащенное биение сердца.
Кейран невольно улыбнулся, наслаждаясь этим волшебным моментом, почти не веря в реальность того, что испытывает все те чувства, что пробуждала в нем Хейз.
Неповторимые, как только ей присущий аромат.
Он провел губами по ключице и проследовал вниз, оставляя на теплой, сладко пахнущей коже замысловатый узор из мягких неторопливых поцелуев. Кейран смаковал каждое прикосновение, впитывая любой нюанс, не желая терять ни частицы происходящего волшебства. Уже дрожа от переполнявшего возбуждения, как в лихорадке, Кейран сместился вниз. Ладонь легла на внутреннюю поверхность бедра Хейз. Он медленно отвел ее ногу в сторону, открывая еще больше для себя.
Он разбудит Хейз именно так, еще больше наполнив ее тело желанием, одурманив ласками. И почувствует тот трепет, тот переход из грезы в явь, когда она окончательно осознает, что это не эротический сон. Он хотел уловить то сладкое содрогание, когда она не сможет больше сдерживаться и выгнется навстречу его жадному рту. Он хотел быть свидетелем того мгновения, когда ее вытолкнет из сновидения, и она забьется в его объятиях.
Кейран сглотнул, словно погибая от жажды, и дрожа от предвкушения, наклонился ниже. Первое нежное, деликатное прикосновение губ сменилось алчно приникшим ртом, и на языке растаял нектар…
— Кейран… О, Боже… Что ты творишь…
— Я же сказал, что разбужу тебя по-своему… — прошептал он, прерываясь на миг.
***
Если сказать, что утром меня не держали ноги, то это ничего не сказать.
Ног я не чуяла вовсе. Они размягчились и отказали. Как, впрочем, и мой мозг. После пробуждения, которое устроил мне ночью Кейран, и после всего, что он творил со мной дальше, почти до рассвета, я уже не чувствовала ни своего тела, ни сознавала, где нахожусь. Лишь знала с кем я и ради чего.
Не ощущала ничего, кроме сводящей с ума невообразимой близостью тяжести его тела, и жара рук, губ, языка. Не слышала ничего, кроме его слов и дыхания. Не видела ничего, кроме его лица, освещенного сначала лишь рассеянным светом сооруженного мною светильника из цветка и гирлянды. Постепенно первые краски рассвета, проникавшие через окно, стали вырисовывать лицо Кейрана четче.
Он был словно волшебный образ, всплывавший из далекого, забытого сна. И я смотрела в его глаза — темные, как бушующий океан — и видела в них себя, в то время, когда он двигался во мне. А потом он прижимал меня к себе и шептал слова, от которых хотелось и плакать, и смеяться одновременно.
И я не спятила окончательно, и мой «казанок» определенно еще что-то варил, когда я вдруг поняла, что влюбилась. Потому что трудно было назвать похотливым дурманом то ощущение, разлившееся в моей душе и пробравшееся в сердце. И дело не только в одуряюще невероятном, крышесносном сексе.
Это не притворство и не обман. Это чувство похоже на то, что я испытала, когда общалась с маленькой Джун. Нечто неподдельное, проникновенное, вечное. То, что рождается само, без усилия, без принуждения: жизненная потребность быть с Кейраном, чувствовать рядом всегда. Как в ту нашу первую ночь, когда просто обнимала его, не давая упасть.
Восхождение по лестнице на второй этаж заняло бесконечность. Я как в похмелье доплелась до ванной и залезла под душ. Через пару минут, когда тело и сознание стали возвращаться из невиданных бесконечных пределов, куда меня забрасывало каждый раз, когда Кейран доводил меня до оргазма, я снова почувствовала на себе его руки.
— Это… это слишком, — успела выдохнуть я, перед тем, как он развернул меня к себе и накрыл мой рот своим.
— Это даже еще не достаточно, — прошептал он. — Здесь нет. И не может быть. Никакой меры, — проговаривал он короткими фразами, между поцелуями. — Чем больше касаюсь тебя, тем больше ощущаю голод. Хочу тебя постоянно…
…Позже мы сидели на кухне и завтракали.
Было еще очень рано. Утро, едва сменившее рассвет, такое прозрачное и свежее, предвещало очередной погожий день.
На моем ночном госте темно синяя рубашка и серые брюки. Все слегка помятое, ведь дорогие тряпочки провели ночь, валяясь на полу. И даже, несмотря на это, Кейран выглядел непринужденно элегантным.
Надеюсь все же, у него достаточно времени, чтобы заехать домой и переодеться.
— Мне на работу к восьми, — сказал Кейран, — сегодня выбираемся на природу, и будем ловить момент, пока погода позволяет. Съемки продлятся до вечера, скорее всего. И я снова приду.
Его улыбающиеся глаза смотрели на меня поверх чашки. Я промолчала.
— Молчишь? Мне не приходить? — он заметно напрягся, не дождавшись ответа.
— Тебе не кажется, что все это… — начала я.
— Чересчур? — перебил меня Кейран. — Ты уже выдала эту гипотезу. Я тебе ответил.
— Нет, не то хотела сказать, — я покачала головой. — Ты ведь работаешь. И работаешь много. А здесь, со мной ты не отдыхаешь. Пара часов забытья на моем диване не в счет.
— Заботливая, — усмехнулся Кейран. — Лучше скажи, когда ты кроватью обзаведешься?
Я быстренько прикинула, сколько времени прошло с того дня, как я заказала столь необходимый, даже жизненно важный, предмет обстановки.
— Обещали две недели на изготовление. Осталось дня три-четыре.
— И ты хочешь, чтобы эти три-четыре дня я у тебя не появлялся? — нахмурился Кейран. — Сразу говорю, если дело в отсутствии полноценной кровати, то обещать такое не собираюсь. Могу спать на полу. Или в кресле. Опыт у меня уже имеется. Но не приходить, прости, не смогу.
Выглядело так, словно он собирался… поселиться у меня.
«А почему он не зовет меня к себе?»
Ответов могло быть несколько и самый простой — не хочет.
И еще. Он недавно расстался с девушкой, с которой встречался (жил?) не один год. Как говорится, еще место не остыло. Воспоминания, и все такое…
Но ничего спрашивать я не собиралась.
— Мне нравится делить с тобой тесный диван, — ответила я. — Но, как ты и сказал, я заботливая, а потому буду переживать, что недостаточно проявляю заботу о человеке, ночующем под крышей моего дома.
«Моего дома! Я, и правда, считаю этот дом своим».
— В таком случае прими к сведению, что нигде и никогда я еще не высыпался так, как за те несколько часов на твоем узком диване, прижавшись к тебе. Хочешь лишить меня этого?
— Интересная постановка вопроса. Но нет, не хочу, конечно, — пробормотала я.
Он посмотрел на меня, сдвинув брови, отхлебнул кофе, отломил кусочек картофельного пирога, остатки которого я разогрела на завтрак.
Пирог оказался как тот сказочный горшочек каши, способный накормить весь мир. Вчера мы обедали им втроем с Уной и Брайаном, отвезли солидную часть Эвлинн. И сегодня доедаем с Кейраном.
— Кей, мне интересно, а что происходит с квартирой, которую ты купил у меня? — спросила я.
— Ничего пока. Все в стадии подготовки к ремонту. Скучаешь по прежнему жилью?
— Нет, не скучаю. Казалось, что должна бы, но нет.