— Хейз, ты машину водить умеешь? — спросил он.
— Ну… Да.
— И права в порядке?
— В порядке, только не рулила давно.
— Это ничего, все вспомнишь и привыкнешь, — он открыл дверцу «тойоты» со стороны водителя и мягко, но настойчиво затолкал меня на сиденье. — Поехали, — распорядился Кейран, усаживаясь рядом.
— Не поняла… Как это поехали? Я?! Прямо… вот так?!
— А что смущает? — его спокойный голос не дал разгореться огню моего удивления и негодования. — Машина моя, мы ее не угоняем. Я езжу на другой, а эта стоит без движения. Продавать я ее не собираюсь, ездить на ней тоже. Хочу пристроить «тойоту» в хорошие руки. Пользуйся, формальности быстро уладим. Тебе, с твоими планами нужно быть мобильной, а мне головной болью меньше.
Я принялась решительно и горячо возражать и отнекиваться, прокрутив мысленно и высказав вслух вереницу аргументов против того, что мои руки настолько «хороши», чтобы доверять им столь ценный предмет, как отличный автомобиль. Но сила убеждения и непреклонность Кейрана оказались равны неприступности гор. И я сдалась, пообещав себе и ему быть очень осторожной с машиной.
Я отдувалась и пыхтела, вцепившись в руль, и не решаясь тронуться с места.
— Поверь, не за машину я буду переживать, вспоминая, как ты обмираешь и трясешься, сидя за рулем, — сказала Кейран, наблюдая за моими «муками».
— Сомневаюсь, что перестану трястись. Очень уж обязывает… — пробормотала я. — Да и обойдусь я… — и попыталась открыть дверцу и выскользнуть наружу.
— Нет уж, милая, никаких «обойдусь». Давай-ка, поехали, — невозмутимо скомандовал Кейран, пресекая мою попытку улизнуть. — Начинай осваиваться. Сейчас и время подходящее, пока дороги пустые.
Рулила я неуверенно и осторожно, чуть ли не крадучись выбираясь на пригородное шоссе по ночным улицам города. Кейран изредка тихо и спокойно давал мне подсказки, и к концу поездки уверенности у меня прибавилось, а сомнений стало заметно меньше.
Я припарковала «тойоту» прямо за оставленным возле забора моего участка «лексусом» Кейрана.
— Жаль, что у дома не предусмотрено место под гараж, — заметила я, выходя из машины.
— Когда-то давно была стоянка под крышей, — отозвался Кейран. — Вон с той стороны, где сейчас буйствует ежевика. У деда была раритетный грузовичок, он с ним часами возился. Помню, что они с бабушкой часто спорили по этому поводу. Потом бабушки не стало, дед сильно сдал, избавился от машины. Стоянку уничтожил и огородил участок сплошным забором, заделав въезд. А кусок освободившейся земли со временем зарос.
— Почему твой дедушка так сделал? — спросила я.
Кейран пожал плечами.
— Не знаю, — помолчал, глядя в темноту и крепко прижимая меня к себе. — Может, хотел что-то изменить или от чего-то избавиться после смерти жены.
— Они были очень близки, твои бабушка и дед? Любили друг друга?
— У них все было сложно. С какого-то момента, — сдержанно отозвался Кейран. И я ничего больше спрашивать не стала.
…Утром Кейран принял душ, натянул чистый джемпер, который прихватил вчера с собой из своей квартиры, позавтракал и, расцеловав меня тысячекратно, уехал на работу.
На кресле в гостиной осталась лежать его рубашка, в которой он был вчера. Темно синий шелк сохранил тонкий, волнующий и уже такой знакомый и родной аромат.
***
Кейран узнал липкое холодное прикосновение наползающего страха. Ощущение, с детства знакомое настолько, что он давно уже перестал обращать на него внимание, воспринимая всего лишь, как досадную помеху. Просто автоматически включал режим существования до тех пор, пока не разберется в природе происходящего или пока не пропадет острота и перестанет давить и сковывать.
Но сейчас страх ему совсем не понравился.
Он явно был не из тех, который он смог бы проигнорировать, ужиться с ним или побороть. У страха появились реальные очертания — «лицо», глядя в которое чувствуешь настоящую угрозу, а не воображаемую опасность, порожденную детскими иллюзиями.
Кейран боялся потерять Хейз.
Утром он уходил от нее, чувствуя себя так, словно всегда жил, как живет сейчас — доверяя своим чувствам. И никогда не было в его жизни темноты и запертых дверей. Не было нависающего потолка и давящих стен. Не было криков, от которых сжималось сердце и хотелось бежать, куда глаза глядят, зажав уши руками.
Старый дом исцелился, похоронив свое прошлое безвозвратно, принял его снова и позволил наконец почувствовать себя здесь счастливым и спокойным.
Он спал на узком диване в необустроенной комнате, обнимая любимую женщину и слушая ее тихое дыхание. Ел вкусные домашние завтраки, приготовленные ее руками. Уходил, зная, что вечером обязательно вернется сюда, к ней. Потому что хочет этого и верит — она ждет его.
Он готов был бросить якорь в этой тишине и поверить, что такое возможно.
…Арендованные для натурных съемок трейлеры расположили в тени деревьев. В перерыве народ как всегда разбрелся кто куда. Морин уединилась, скрывшись ото всех.
Кейран поудобней разместил камеру, висящую на широком ремне на его груди, и отошел в сторону, присев под вязом. Сдвинул очки на лоб, закрыл глаза и привалился к стволу.
Состоявшийся утром разговор с Хейз не шел у него из головы. Кейран вспоминал о чем и как они говорили, и силился понять, стоит ли тревожиться. Может, у него начинается паранойя? Синдром «безумно влюбленного»?
Имеет ли этот разговор отношение к приступам его необъяснимого страха?
Хейз позвонила сама — явление крайне редкое за время их знакомства. И половина звонков от нее случилась по чисто деловому поводу, например, насчет продажи квартиры.
Кейран никогда не увлекался этой чепухой, выставляя разные рингтоны на телефонах. Его устраивал простой ненавязчивый сигнал, но на звонки от Хейз, редкие, как солнечные дни в ноябре, он, поддавшись импульсу, поставил композицию «Miracle» Shinedown. Услышав аккорды песни, обрадовался, как мальчишка.
— Неужели ты позвонила сама? Это, наверное, у земли полюса сменились.
В ответ раздался короткий, смущенный смешок. Мягкий и нежный, как пушистый цветок одуванчика.
— Привет. Не отвлекаю?
— Отвлекаешь. Всегда отвлекаешь. Если что-то и способно меня отвлечь, то только ты. Сегодня закончу пораньше. Сходим куда-нибудь поужинать?
— Кей, сегодня не получится…
— Тогда я куплю что-нибудь по дороге к тебе. Устроим дома вечер ресторанной еды.
— Послушай, Кей…
— Что-то случилось?
— Нет, ничего. Ничего не случилось.
— Ты не хочешь, чтобы я приходил?
Он старался говорить спокойно, но сам слышал, как напряжение звенит в голосе.
— Я хочу, чтобы ты приходил. Хочу видеть тебя постоянно. Хочу, чтобы ты был рядом — днем и ночью, — выпалила она. — Но… это ведь неправильно. У меня куча дел. Неотложных и важных. И ты сам говорил, что очень занят до конца этой недели.
Пауза — как долгий порыв ветра, что дул в лицо, не давая говорить.
— И что это меняет? — помолчав, спросил Кейран. — Что мешает нам видеться вечером. Ночью. Или ты опять начнешь твердить что спать у тебя неудобно? — хмыкнул он.
В ответ она только тихо вздохнула
— А в воскресенье? Мы планировали уехать. Ты передумала?
— Да нет же! Именно потому, что хочу уехать с тобой в воскресенье я и собираюсь переделать до этого времени кучу дел, — горячо заговорила Хейз. — А ты… ты отвлекаешь меня. Я ни о чем думать не могу, кроме тебя. Сегодня, когда ты ушел, я час просидела с твоей рубашкой в руках.
— Теперь как зверь буду оставлять свои метки повсюду, чтобы ты постоянно на них натыкалась и ни о чем, кроме меня и не думала, — проговорил он.
— Это уже похоже на какой-то приворот… Ты хочешь, чтобы я превратилась в одержимую тобой?
— Хочу. А чего хочешь ты?
— Хочу, чтобы мы понимали друг друга. Чтобы не было так чертовски неловко говорить обычные вещи, как сейчас.
Они снова замолчали.
— Понятно. Значит, до воскресенья не увидимся? — заключил Кейран. — Бог мой, лучше бы ты не звонила, Хейз, — он рассмеялся коротким невеселым смешком. — У меня разом выработался условный рефлекс — не радоваться твоим редким звонкам раньше времени.