Постепенно присутствующие стали собираться в группы, пробовать угощение, разговаривать, даже танцевать, или выходили посидеть на террасу.
Я чувствовала себя здесь наблюдателем, не участником. Постояв немного в сторонке, и убедившись, что мои пироги, в самом деле, пришлись к столу, стала подумывать о том, чтобы незаметно удалиться. Но прежде следовало уточнить, какое участие потребуется еще от гостей, в том числе и от меня. Скорее всего, надо будет помочь с уборкой. Я собралась уже тихонько подобраться к Уне и расспросить ее, но мое внимание привлек один их обитателей этого дома.
Пожилой мужчина, одетый в клетчатую фланелевую рубашку и вылинявшие до белесой голубизны джинсы, сидел в инвалидном кресле у стены справа, и так же, как я, отстраненно наблюдал за происходящим. У него были совершенно седые, отливающие серебром, длинные волосы собраны в аккуратный хвост. Лицо, наверное, когда-то было очень красивым, черты и сейчас сохранили четкость и благородство — крупный прямой нос, выразительный рот, высокие скулы. И разрез глаз, неуловимо напомнивший мне кого-то.
Судя по ширине плеч, отнюдь не согбенных, и по длине ног, старик был высоким, статным мужчиной. В нем не было заметно дряхлости, немощи, а наличие кресла вызывало ощущение несоответствия. Некоторая небрежность позы, то, как старик опирался в подлокотники, чуть склонившись вперед, говорила скорее о том, что он просто присел в кресло, за неимением других посадочных мест.
Мужчина держал в руке чем-то наполненный пластиковый стакан, но ничего не ел. К нему то и дело подходили, заговаривали, что-то спрашивали. Старик казался немногословным, отвечал либо короткой фразой, либо реагируя просто кивком головы или сдержанной, но искренней улыбкой, которая больше выражалась глазами, чем движением губ.
Подчиняясь неясному импульсу, я подошла к столу, положила на картонную тарелку кусочек своего пирога с вишней и шоколадной крошкой и направилась в мужчине в инвалидном кресле.
— Не хотите попробовать? — проговорила я, подойдя к старику. И протянула ему тарелку.
Он внимательно посмотрел на меня, чуть пошевелив густыми белыми бровями, потом перевел взгляд на тарелку.
— Ваше изделие? — спросил он низким голосом, почти басом, звучавшим негромко, но четко даже на фоне музыки и всеобщего галдежа.
— Да, мое… — неуверенно ответила я, не понимая, с чего вдруг пристаю к этому спокойно сидевшему пожилому человеку, которому наверняка уже десяток раз предлагали что-то отведать с ломящихся яствами столов. А тут я со своими пирогами.
Старик поставил недопитый стакан на небольшой столик у стены, протянул руку и взял у меня тарелку. Я смотрела, как он аккуратно отделил пластиковой вилкой кусочек выпечки и отправил его в рот. Неторопливо и красиво прожевал, глядя куда-то перед собой, потом перевел взгляд на меня.
— А ведь вкусно, — заявил он, одобрительно качнув головой.
— Бабушкин рецепт, — сказала я, словно что-то пытаясь объяснить. Или оправдаться.
— Но пекли-то вы, — заметил мужчина.
Он внимательно посмотрел на меня и снова его взгляд показался мне странно знакомым.
— Тех леди, — старик кивнул головой в толпу, — я уже знаю, а вас вижу здесь впервые.
Он осторожно опустил руку с тарелкой себе на колено и поморщился. Приглядевшись, я заметила припухшие суставы пальцев его крупных рук.
— Я здесь впервые. Только недавно переехала в N. Вот, предложили поучаствовать, — я указала на тарелку с пирогом.
Старик окинул меня взглядом с головы до ног, сдержанно улыбнулся.
— Что ж, не посрамили бабушкин рецепт. Не припомню, чтобы мне доводилось отведать таких же вкусных пирогов. И вишня, видно, свежая. Только вот откуда? Не сезон ведь еще для местной ягоды.
— Вишня из магазина. Привозная, — ответила я, отмечая, что мне нравится беседовать с этим стариком. — Сейчас можно купить что угодно и когда угодно. Папайя и клюква на прилавках круглый год соседствуют.
— М-да, я как-то поотстал от жизни, — ухмыльнулся мужчина, ковыряя пирог кончиком вилки. — Давным-давно уже не хожу по магазинам, подзабыл. А откуда вы приехали? — сменил он тему.
— Из города. Жила в самом центре.
Мой собеседник удивленно вскинул брови.
— Что же заставило молодую женщину променять городской комфорт на сомнительные прелести загородной жизни? — поинтересовался он.
— Так уж получилось, — пожала я плечами.
— Ну и как, нравится в N?
— Если честно, то да. Очень нравится. И я не жалею, что пришлось переехать, — добавила я зачем-то.
— Ясно. — Старик снова отделил кусочек пирога, неспешно отправил в рот, прожевал. — А как вас зовут, юная леди? — спросил он.
Когда он задавал мне вопрос, на его лице внезапно отразилось удивление. Густые брови выразительно приподнялись, а взгляд устремился куда-то мне за спину.
Я хотела инстинктивно оглянуться, когда мне на плечо решительно легла сильная рука.
— Её зовут Хейз, — раздался голос Кейрана. — Привет, дед. Познакомься, это Хейз, — повторил он, притягивая меня к себе и быстро целуя в щеку.
Я оторопело молчала, вертя головой и глядя то на старика, то на Кейрана.
— Хейз, это мой дед — Джек Уолш, — представил он пожилого мужчину.
Я автоматически протянула руку, чувствуя ответное пожатие сухой и горячей ладони старика. И только сейчас поняла, что внук с дедом очень похожи, но находятся в разных временных пластах своего сходства. Одинаково резковатые черты лица, у одного чуть искаженные морщинками. Пронзительный взгляд — у внука глубокий океанический, у деда светло-голубой — который временами становился глубоким и неподвижным, буквально приковывая к себе. Та же линия прямых, широких плеч. И схожий низкий, бархатистый тембр голоса.
Я, наверное, была удивлена, но эта эмоция быстро потонула в море тепла, которое ощущалось от долгожданной близости Кейрана. Я и не понимала до сих пор, что не просто соскучилась. Я изнемогала без него.
Из динамиков тихонько лилась вечная и нестареющая Nature Boy. Волшебный голос Нэт Кинг Коула напевал о мужественном, странном, наделенном особой силой парне.
«И однажды, одним волшебным днём,
Он проходил по моему пути»…
***
Кейран припарковал «лексус», как обычно, не заезжая на территорию пансиона, и стремительно проследовал до главного входа по центральной аллее, шурша гравием.
Её он увидел сразу, как только вошел в многолюдный холл.
Хейз стояла спиной к нему, одетая в темно синие джинсы и белую приталенную рубашка с вышивкой, красиво обрисовывавшую женственные линии ее тела. Свободно заплетенная, толстая коса, лежала на спине до самого соблазнительного изгиба, где поясница переходила в упругие округлости.
Сердце Кейрана подпрыгнуло в груди и зачастило, подгоняя быстрее подойти к ней, прикоснуться и больше не выпускать из рук.
Направляясь к Хейз, увидел, что девушка беседует с его дедом. И не удивился, наоборот, испытал нечто вроде облегчения.
Два человека, самых важных в его жизни. Здесь и сейчас. А значит, все правильно.
— Её зовут Хейз, — сказал Кейран, услышав, что дед спрашивает имя его девушки.
Он положил руку ей на плечо, потом скользнул ладонью по спине до талии, притянул к себе.
— Привет, дед. Познакомься, это Хейз, — снова повторил он и коснулся губами ее теплой и нежной щеки.
«Она моя», — красноречиво демонстрировали жест и поцелуй. Кейран открыто посмотрел в глаза деду.
Неподдельное удивление во взгляде Джека Уошла сменилось пониманием и одобрением, а где-то в самой глубине голубых глаз промелькнула искорка веселья. В привычной «рамочке» ироничного прищура.
Хейз дернулась в руках Кейрана, заворочалась, стремясь мягко отстраниться. Но он не отпустил ее, продолжая удерживать рядом. Она повернула к нему лицо, на котором можно было прочитать не заданные вопросы. Но она ничего не спросила, лишь улыбнулась. Взгляд Хейз излучал искреннее тепло, когда она протянула руку Джеку, ладошка утонула в поврежденной артритом ручище.