— Хейз, это мой дед — Джек Уолш, — представил Кейран.
— Мне очень приятно познакомиться, — искренне отозвалась она.
— Вы, ребята, сегодня точно устроили мне персональный праздник, — заметил Джек, осторожно пожимая руку Хейз. Удерживая на коленях тарелку с недоеденным пирогом, он не без усилия поднял вторую руку и накрыл ею запястье девушки.
— Фантастические пироги, визит внука и новая знакомая, прекрасная, как добрая фея — да сегодня в этой богадельне просто день чудес, — заявил дед, улыбаясь.
Тут старшего Уолша словно осенило. Белые брови снова выразительно взметнулись вверх.
— Погодите-ка, а вы, Хейз, не та ли самая, кто въехал в наш старый коттедж? — напрямую поинтересовался Джек, одновременно с интересом наблюдая за выражением лица внука.
Кейран остался невозмутим. Девушка, коротко взглянув на молодого человека, и, не заметив возражений с его стороны, ответила:
— Верно. Я — та самая.
Что-то, очень похожее на внезапное понимание снова мелькнуло на лице старшего Уолша, следом, как рябь по воде, проскользнуло нечто нечитаемое. Лицо старика застыло, жили только глаза, взгляд которых переходил от внука в женщине, которую тот держал так, словно никаким силам не собирался позволить лишить его права быть с ней рядом.
Джек Уолш глубоко вздохнул, расслабился, будто смиряясь. Если и оставалось что-то на этом свете, чему он мог еще удивляться, то все, что произошло сейчас, было последним. Больше уже нет ничего, что способно его поразить. Но имелись вопросы, ответы на которые он не мог получить, как ни пытался.
_____
*Do focail mil…(ирл.) — «Слова твои мёд…»
**Июньский праздник — традиционный день, отмечается в первый понедельник июня.
Глава 29
Глава 29
Джек Уолш был воплощением ироничной величавости и необыкновенного достоинства, отражавшихся в каждом жесте, позе или взгляде этого немолодого человека.
Чем больше я наблюдала за ним, тем больше видела сходство с внуком и тем сильнее проникалась ими обоими.
Мы с Кейраном ушли, когда наступающий вечер обозначился на затянутом облаками небосводе едва заметным розовато-фиолетовым свечением.
Недолгая поездка до моего дома прошла в молчании.
Кейран рулил одной рукой, другой крепко держа мою ладонь. То и дело посматривал на меня, оглаживая почти осязаемым жаром тревожного взгляда. А я сидела, как натянутая струна, уставившись в окно, и боролась с глупыми сентиментальными слезами, грозившими брызнуть из глаз, и из-за этого не решалась повернуться к Кейрану. Эмоции, наложившиеся на усталость и неразбериху последних дней, заставляли практически задыхаться.
Вот посмотрю сейчас на сидящего рядом мужчину, прочту в потемневших глазах беспокойство и невысказанные вопросы и непременно разревусь. Буду лить слезы о себе, о нем, о том, что увидела и узнала сегодня. И о красивом и сильном духом, пожилом человеке, которого мы оставили в белом доме на зеленом холме.
***
Кейран ни за что не отпустил бы от себя Хейз. Но девушка мягко высвободилась из его объятий, и ему показалось, что она ускользает, отдаляется. Ощущение было настолько болезненным, что Кейран коршуном следил за тем, как она непринужденно общалась со всеми, суетилась, помогая раздавать угощения, собирала использованные тарелки, разливала напитки. Она улыбалась, казалась непринужденной, но избегала смотреть на Кейрана.
Пока тот ревностно наблюдал за Хейз, старший Уолш в это время зорко следил за внуком.
Наконец, Хейз снова подошла к ним. Встала рядом, коснулась кончиками пальцев опущенной руки Кейрана, нежно погладила, усмиряя, успокаивая. Он на миг прикрыл глаза от облегчения, стиснул зубы, подавляя нетерпение, тихо выдохнул. И поймал пристальный взгляд деда.
На улице сгущались мутноватые из-за влажности сумерки. Сквозь все еще плотные, но уже не мрачно-грозовые облака пробивалось вечернее зарево.
— Проводите-ка меня до опочивальни, детки, — сказал Джек. — Своим присутствием я это мероприятие почтил, хватит, пора уединиться.
Кейран деликатно пристроился сбоку инвалидного кресла, ненавязчиво помогая деду, которому было явно тяжело толкать колеса поврежденными болезнью руками.
— Вообще-то, на втором этаже спокойней, вид из окна получше и соседи поживее, — комментировал старший Уолш, ловко заезжая в свою комнату, расположенную в конце коридора первого этажа, — но правила нашей богадельни не позволяют размещать там неходячих. Несмотря на наличие в здании лифта, которым колясочники вполне могли бы пользоваться.
Он не жаловался, он просто говорил, рассказывал, как обстоят дела, сухо констатируя факты, словно скучающий экскурсовод.
Комната, в которой обитал старший Уолш, была просторной и вполне уютной, с высокими потолками, хорошей мебелью, современным телевизором с плоским экраном. На громоздком комоде стояла включенная сейчас компактная аудиосистема, из динамиков которой тихо раздавалась музыка. Из всех предметов обстановки в комнате особенно выделялось огромное кожаное кресло с потертым изголовьем. Этот бегемотообразный монстр попал сюда словно из другой жизни.
— Поскольку и я отношусь к «мешкам с костями», то мое место здесь. Поближе к земле, — иронично заключил Джек.
Говоря это, он стал подниматься с инвалидного кресла, явно превозмогая боль, когда опирался руками о подлокотники, и буквально вытаскивая свое большое тело. Когда Джек выпрямился, Хейз оторопела, чуть ли не открыв рот. Старший Уолш был крупным мужчиной, выше внука и шире в плечах. Настоящий гигант. Со своими серебряными волосами, убранными в длинный хвост на затылке, он напоминал легендарного старца — воина, ушедшего на покой, но не сломленного старостью и болезнью.
Кейран едва сдержал улыбку, наблюдая, как его девушка задрала голову, глядя на деда, возвышавшегося посреди комнаты. Старший Уолш снисходительно хмыкнул.
Кейран спокойно подошел к Джеку и, придерживая его под локоть, помог переместиться к кожаному креслу и усесться в него. Тот с облегчением перевел дух, устраиваясь удобнее. Потом жестом попросил Хейз подойти ближе, подался чуть вперед, когда она приблизилась.
— Знаешь, что я тебе скажу, Хейз. Из всего корма, что здесь нагрузили на столы эти заботливые кумушки, твои пироги не только вкусные. Они — настоящая еда.
— А всё остальное разве не настоящее? — поинтересовалась она.
Джек поморщился.
— Пресные пудинги и салаты, которые и жевать-то не надо? Конечно, не настоящие. Это эквивалент физраствору, который через трубочку подают.
Джек протянул руку и взял ладошку Хейз. Кейран знал, что прикосновение руки деда всегда было горячим, сухим и надежным. По лицу Хейз он понял, что и она так же ощущает это.
Кейран едва совладал с острой потребностью обнять девушку, стиснуть в объятиях так, чтобы каждая частичка ее тела почувствовала его. Чтобы без слов она поняла всем своим существом, что дороже ее на свете нет, и не будет никого.
Это больше, чем признание. Это то, что он чувствовал, в чем нуждался, чем отныне жил.
Светлые глаза Джека, удивительно чистые и яркие для его возраста, быстро скользнули по Кейрану, безошибочно считывая состояние внука.
— Ну, ребята, спасибо. Благодаря вам вечер прошел не зря. И я рад знакомству с тобой, Хейз, — искренне сказал старший Уолш. — А теперь отправляйтесь-ка отсюда по своим делам.
— Да, дед, мы пойдем, — отозвался Кейран.
— Я тоже рада познакомиться с вами, Джек, — сказала Хейз. — Пойду, спрошу, не нужна ли моя помощь.
— Я задержусь здесь на пару минут, — Кейран тронул девушку за плечо. — Найду тебя в холле.
Она кивнула, улыбнулась им обоим и выскользнула из комнаты. Красиво заплетенная коса, качнулась, скользнула по её спине, выделяясь на фоне белой рубашки и останавливая на себе взгляд обоих мужчин.
Когда дверь за Хейз закрылась, Джек посмотрел на внука.
— Думаешь, стану что-то говорить? Или спрашивать? — обратился Уолш старший к Кейрану.