— Знаю. Моя мама учительница…
— А, понимаю. Я… Я домашняя хозяйка.
— А что лежит в ящиках у дяди Эмиля?
Она замялась. Ну, если не хочет говорить — не надо.
— А у вас дети есть?
Она грустно посмотрела на меня, села:
— У меня был сын. Он умер.
— Как жалко.
Помолчали.
— Тетя Тамара, у нас в Трикратах была одна женщина. Она взяла из детского дома двух сестричек. Сначала хотела взять только одну девочку. А другая, слабенькая, как заплачет! Тогда эта женщина, — я с силой стукнула себя кулаком в грудь, — «Да яка ж я буду мати, колы ридны души розлучаю!». Тетя Тамара! Возьмите детей из детдома, возьмите!
Мне показалось: еще немного, и уговорю. Вот было бы здорово: я, Люся и приемные дочки тети Тамары. Вот была бы компания! Я с еще большим жаром принялась уговаривать, но в подъезд постучали. Это пришли мои родители.
— Что купили?
Мама подошла, потрогала мой лоб:
— Купилка раскупилась.
— Там был мяч?
— Что мяч? Поиграешь и потеряешь. Как всегда. Мы еду купили.
— А что еда? Съедим — и все.
— Еда — это жизнь.
Я заскучала. И вдруг увидела необычайно расстроенное лицо папы. Он стоял посреди дядиной комнаты и указывал пальцем в газету:
— Это позор для немецкого рабочего класса! Как они допустили, чтобы фашисты пришли к власти?
— Папа, фашисты — это кто? — спросила я.
— Очень плохие, жестокие люди!
— А где они?
— В Германии.
Я, конечно, не поняла, что за Германия, далеко она или близко, но верила папе и не сводила с него глаз: да, действительно, что же эти рабочие?
— Я учился в Германии, — прочитав сообщение, задумчиво сказал дядя Эмиль, — Для меня навсегда останется непревзойденным авторитет моих учителей. И вдруг этот фашизм. Непонятно. Ведь немцы…
— Тевтоны! — отрубила мама.
— И все же, согласитесь, Они никогда не делали таких глупостей, как наши ваньки. Разогнать цвет интеллигенции и взамен открыть рабфаки! Ха-ха-ха! — зло рассмеялся он. — Нет, я боюсь, боюсь, при такой политике мы погибнем.
— И фашисты так говорят, — сказал папа.
Дядя вспыхнул:
— Ты сравниваешь мое мнение с мнением умственно неполноценных людей?
— Эмиль, пойми, нам нужна своя, народная интеллигенция.
— А разве мы не из того же народа вышли? Враждебность старой интеллигенции преувеличена! Нужно хорошо платить, и интеллигенция будет работать с удовольствием.
— Эмиль, ты совершенно не знаешь законов истории.
Дядя вскочил:
— Не забывайся! Я твой старший брат!
— И все же ты слеп.
— Я не позволю тебе так со мной разговаривать!
Мама быстро подошла, встала между ними.
— Ну вот, не успели встретиться — уже поругались. То, что ты, Эрнест, говоришь, правильно. Но ты-то сам разве не бываешь слепым? Прежде ты брался за организацию дела с самого его начала, и дело шло, честь тебе и хвала. А сейчас?.. Зачем ты сегодня дал согласие стать директором совхоза, где развалена работа? Все там проворовались, это же ясно. Запутают тебя в историю, помяли мое слово. Там же такая грязь…
— Но кто-то же должен чистить и грязь! — Папа пошел в галерею к бабушке.
— В том совхозе речка есть? — крикнула я вдогонку.
Он не отозвался. Вслед за папой и мамой пошли в галерею и дядя с тетей. Там мама, призывая на помощь свекровь, начала требовать, чтобы папа отказался, пока не поздно, от директорства в совхозе. Мама даже грозила разводом. Тетя Тамара поспешно закрыла дверь. Но как бы не так. Я спрыгнула с постели, пробежала на цыпочках дядину комнату и прижалась ухом к замочной скважине: чем кончится спор, будет папа работать в совхозе или нет? В это время Коля открыл дверь со стороны галереи, и я чуть не упала.
— Сплетница-кадетница, — спокойно сказал он.
В селе, где мы жили на Украине, русской школы не было, и мама опасалась, как бы Кольке не пришлось в Тифлисе сесть на класс ниже.
— А ты сядешь на класс ниже, — дернув шеей, мстительно проговорила я.
Промолчал.
— Колька-бараболька, Колька-бараболька…
Опять промолчал. Я залезла на постель, укрыла ноги, показала язык.
Даже не посмотрел.
Положив портфель на подоконник, он взял оттуда катушку с проводом, уселся на стул и начал перематывать провод.
Я смотрела на него: никого он не боится, мой брат. Он очень смелый. Не побоялся за мной в речку прыгнуть. Мы с мальчишками: я, Ванька, Левка и еще двое — спустили в Гарбузинку корыто, из которого крестьяне лошадей поили, и поплыли. Путешествие прервалось через несколько минут, потому что наша «лодка» стала пропускать воду и быстро наполнилась до краев. Мы очутились в реке. Хорошо, что люди с берега увидели. Попрыгали в речку, выловили четверых. А меня вытянул из воды мой брат.