«Нечего делать, придётся в услужение идти», — подумал Всемил. А от людей он слыхал: в замке пастух нужен. Но не коней сторожить, не коров пасти, не свиней, не овец, не гусей, не индюшек… А вот кого — люди не сказывают, только криво усмехаются.
Пошёл Всемил в замок. «Сам спрошу, — думает, — да разузнаю, какой такой им пастух нужен».
Вот и замок за высокой стеной, к воротам мост подъёмный ведёт. Сказал Всемил, зачем пришёл, и его прямо в покои панские ведут. Выходит к нему важный пан кастелян и говорит:
— Пастух мне нужен, тыщу зайцев пасти на лугу. Прослужишь у меня месяц, и не убежит ни один заяц да ещё полный мешок сказок мне расскажешь, отдам за тебя свою дочь и десяток деревень в придачу. А убежит хоть один, до самой смерти на меня даром работать будешь. Иди подумай, в полдень ответ мне дашь.
Поклонился Всемил пану кастеляну и во двор вышел. Там его слуги обступили, спрашивают: кто такой, откуда да зачем пожаловал?
Утаил Всемил, кто он да откуда. Говорит, в пастухи наниматься пришёл, зайцев пасти.
— Вот дурак, — говорят слуги и по сторонам озираются, не слышит ли кто из панских приспешников. — Мыслимое ли дело, за зайцами на лугу углядеть. Да они мигом разбегутся. Много тут до тебя охотников находилось, а теперь до самой смерти на кастеляна спину гнут, точно невольники. Вон погляди: кто камни носит, кто стену вокруг замка строит.
Глянул Всемил на невольников, и не по себе ему стало.
«Мешок сказок рассказать — это для меня не штука, — думает он. — Немало я их наслушался у татар. А вот с зайцами дело потруднее. Ну да ладно, может, повезет мне».
А слуги знай твердят:
— Не лезь волку в пасть. Ступай отсюда, покуда цел. Свет велик. Найдёшь свою долю, женишься, вольным человеком будешь.
А Всемил: нет и нет. Хочу зайцев пасти.
Людям жалко парня: молод он да собой хорош.
Поднялось солнце высоко на небе. Полдень настал. В замке колокол зазвонил — на обед людей сзывает. Всемил к пану кастеляну идёт и говорит: согласен, дескать, зайцев пасти. А кастелян рад-радёшенек, будет у него новый невольник, даровой работник.
— Иди, — говорит, — в людскую кухню, пообедай. А после обеда приказчик тебе зайцев выдаст.
Сказано — сделано.
После обеда велел приказчик овин отворить. Скок-скок, во двор тысяча зайцев выскакивает.
Смотрят люди, что дальше будет. Кто парня жалеет, а кто смеётся.
«Какой же я пастух без дудочки», — рассудил Всемил. Дудочку — подарок первого старика — достал и заиграл. Только заиграл, зайцы, что по всему двору разбежались, прыгали да резвились, в кучу сбились, построились четвёрками, как солдаты, и ждут.
Идёт Всемил к воротам, а зайцы за ним — скок да скок, бегут, оглядываются, не отстал ли кто, не забежал ли вперёд.
Люди от удивления рты разинули. А приказчик посреди двора столбом стоит, на заячье войско дивуется, даже народ на работу не гонит.
Последняя четвёрка за мостом скрылась, только тогда опомнился народ.
Вот и луг, где Всемилу велено зайцев пасти.
«Ай да я! — смеётся Всемил. — Зайцев выгнал, теперь надо в оба глядеть, как бы они не разбежались».
Воткнул он в землю клюку, чтобы не мешала ему за зайцами бегать.
Что за диво!
Зайцы вокруг клюки в кучу сбились и, будто их кто за верёвочку держит, не разбегаются, травку пощипывают. Всю траву съели. Всемил клюку в другое место перенёс, в землю воткнул, и опять они спокойно пасутся, не разбегаются.
Тут, откуда ни возьмись, прилетели вороны да как начнут каркать. Три самых маленьких зайчонка испугались — и в кусты.
— Эй вы, косые! Куда побежали, ворочайтесь назад! — крикнул Всемил, взял кнут — подарок второго старичка, да как щёлкнет.
И в тот же миг зайчишки из кустов выскочили и назад воротились.
«Что за диво! На дудочке заиграю — зайцы за мной бегут. Клюку в землю воткну — они вокруг пасутся, не разбегаются. Отобьётся косой от стада, щёлкну кнутом — и он назад бежит. Видно, не простые это дары, а волшебные», — рассуждает Всемил.
Вечером приказчик пересчитал зайцев: все!
Считает на другой день: опять все!
На третий день, на четвёртый — то же самое.
В замке — переполох. Пан кастелян злится, из себя выходит:
— Как?! Этот мужик сиволапый, этот нищий пастух на моей дочери женится и десять деревень получит? Не бывать тому!
Вот пасёт Всемил на лугу зайцев, глядь — от замка к нему колобок катится.
Что такое?
Подкатился колобок поближе. Тут Всемил разглядел — не колобок это, а кухарка. Как бочка, толстая, а ножки, ровно пеньки, коротенькие.
Бросилась кухарка к Всемилу и заголосила:
— Ой, спаси меня, милый пастушок! Спаси!
А сама передником глаза трёт, притворные слёзы льёт.
— Жарила я для пана кастеляна зайца. А он сгорел у меня, весь обуглился. Что мне теперь, горемычной, делать, где зайца взять? Прогонит меня кастелян в шею, собаками затравит. Спаси меня, продай мне зайчика!
И пастуху монету суёт.
«Ловушка это, — смекнул Всемил. — Хотят, чтобы вечером одного зайца не хватило». Но виду не подаёт и говорит:
— Возьмите деньги. Зайца я не продам, не мой он, а панский. Но так и быть, выручу вас. А вы за это спляшите мне. Скучно целый день одному сидеть да за зайцами глядеть.
Кухарка рада, что простака провела и панское приказание исполнила. Правой рукой за правый конец сборчатой юбки ухватилась, левой рукой — за левый и давай вертеться, толстыми ногами перебирать, притопывать. Точно мячик, подпрыгивает, кланяется на все стороны, вкруговую ходит.
Развеселился Всемил, посмеялся вволю, а потом и говорит:
— Ну, хватит, умаялись вы. Сейчас вам зайца поймаю.
Схватил первого попавшегося зайца и кухарке подаёт. Толстуха зайца к себе прижала, передником прикрыла — упустить боится, и к замку бежит, от счастья ног под собой не чует.
Только она на мост взошла, Всемил кнутом щёлк! Заяц из передника прыг и назад на луг прибежал. И опять все до единого вокруг клюки пасутся.
Гей! На лугу — веселье, а в замке — грусть-тоска!
Кастелян бранится, панна слёзы льёт. Кухарка платком повязалась, будто у неё зубы болят, а сама злющая-презлющая, горшками гремит, сковородами стучит, вертелами бренчит, аж гром в кухне стоит.
Как тут быть, как горю пособить?
Кастелян придворных да челядинцев на совет созвал.
Думали они, думали, как пастуха извести, зайца у него увести, и придумали.
Вот наряжается дочь кастеляна крестьянской девушкой и на луг отправляется. Юбка на ней старая, линялая, на голове — веночек, бусы деревянные, в руках — корзинка из ивовых прутьев.
Подходит она к пастуху, улыбается ласково и говорит:
— Продайте мне одного зайчика. Отец хочет в роще зайцев развести. Обложили его монахи оброком: каждый год двадцать зайцев вынь да положь! Самец у нас уже есть, теперь нам зайчиха нужна.
— Да как же твой отец накажет им в лес не убегать, по панскому лугу не скакать? Перестреляют их охотники — и пропало дело!
— Да он… да они… — запинается панна, что сказать, не знает. — Да отец рощу плетнём огородил.
«Опять ловушка», — смекнул Всемил и говорит:
— Такой красавице продавать зайца не годится. Выбирай любого, но сперва поклонись мне десять раз.
Кланяется панна пастуху, смиренно да покорно, до самой земли сгибается.
Поймал Всемил зайчиху и к панне в корзинку посадил.
— Пусть живёт у вас на здоровье да каждый год по двенадцать зайчат приносит.
Обрадовалась панна, корзинку платком прикрыла и бегом к деревне. А у первой хаты к замку поворотила.
Всемил зорко за ней следит, всё видит.
Стала она к воротам замка подходить, Всемил щёлкнул кнутом, зайчиха из корзинки прыг и на луг прибежала.
Опять в замке горе, опять кастелян придворных да челядинцев на совет собирает. Судили, рядили, как пастуха извести, как зайца у него увести. Но так ничего и не придумали.
И решил кастелян сам к пастуху идти, зайца у него просить.