С добрую минуту глотал кумачово-потный Васёк воздух. Грач, успокоившись, опустился «кубику» на плечо.
— Он ручной, этот грачик, — сказала Нинчу, обращаясь к Мише. — Его весной Пеша в лесу подобрал… из гнезда выпал. Прижился!
Девчонка собралась было погладить грача по гладкой угольно-вороной головке, но тот зашипел и чуть не ущипнул её за руку.
— Экий ка-апризный! — Нинчу надула губы и отошла в сторону.
— А ты… лиса! — сказал Васёк. — Мой грачик тебя не любит!
Нинчу показала Ваську язык и побежала к обрыву.
— Мишка, айда купаться!
Подошёл Пеша. Сказал степенно, видимо подражая отцу:
— Терве! Добренького вам утра!.. А ты, Васлей, чего вопил на весь наволок?
Улыбаясь, Мишина мама рассказала о только что случившемся забавном происшествии.
— У-у, стыдоба бестолковая! — побранил Пеша братца. Посмеявшись со всеми, предложил Мише: — Пошли, Микко, купаться. Сейчас водица в озере, — он прищёлкнул языком, — безусловно пять с плюсом!
Миша замялся, а мама сказала:
— Он, Пеша, плавать не умеет.
— Не умеет? — удивился Пеша и кулаком сбил назад кепку, с которой, похоже, расставался лишь на ночь. — Пустяки, тётя Оля. Я вашего Микко в два счёта научу. Честное пионерское! Вон Васёк и тот по-собачьи плавает.
К берёзам подошла бабушка. Рукава её фланелевой муравчатой кофты были засучены до локтей.
— Нинчу, Пеша! Соберётесь по домам, за ряпушкой заходите!
ХИТРАЯ НИНЧУ
Раз Миша с мамой собрались в лес по ягоды. Накануне лёгкая на ногу Нинчу принесла полную плетушечку наливной земляники.
Утро выдалось серенькое. С озера нет-нет да и задувал сырой отволглый ветришко. Бабушка Марья пророчила скорый дождь, отговаривала дочь с внуком идти сегодня в лес.
— Нет, пойдём! — упрямо твердил Миша, надевая сандалеты. А вспомнив папину поговорку, утешил бабушку: — Мы ведь не сахарные, не размокнем. У нас в степи ливни случаются… ого-го какие! Прошлым летом отправился к папе на буровую, а дождище и припустился! Помнишь, ма?
— Ладно уж, отправляйтесь, — махнула рукой бабушка. — Только с полной плетушкой возвращайтесь!
Миша первым выбежал в калитку.
Короткая улочка с приземистыми избами скоро кончилась, и справа, и слева на дорогу стали выбегать ершистые кургузые ёлочки и тонюсенькие берёзки. И чем ближе подходила мать с сыном к лесу, ёлки встречались всё чаще и чаще. А одна — отчаянно отважная — тянулась к небу из расщелины внушительного угрюмо-сизого валуна.
Камни — большие и маленькие — встречались на каждом шагу. Иные валуны Мише до того приглянулись, что будь он великаном — непременно забрал бы к себе в родной степной Сурган!
Старая заглохшая дорога, обогнув тусклое крошечное болотце, вильнула в подлесок, из которого потянуло горьковатым запахом хвои и можжевельника. Навстречу шла девчонка, горланя во весь голос:
Приостановившись, Миша сказал маме:
— Нинчу-то опять с ягодами.
Тут и Нинчу приметила гостей бабушки Марьи. Сдёрнув с головы васильковый в белых звёздочках платок, торопливо прикрыла им свою плетушку. Поздоровалась и хотела пройти мимо, да Мишина мама спросила:
— Где, Нинчу, ягоду собирала?
— Ой, далеко-далеко, тётя Оля. Вам туда не дойти!
— Почему же?
— Ой, комары закусают!.. Да там и земляники-то нет. Миша с мамой переглянулись и пошли дальше своей дорогой, выпугивая из дремучих зарослей багульника соек и зимородков. Они бродили и по старой вырубке, куда мама девчонкой бегала по ягоды, и по окрестным полянкам — скучным без солнышка. Но огнистые ягодки встречались редко-редко.
Когда часа через три с низкого неба упали первые увесистые дробинки, в кошёлке у них земляники набралось не больше горсточки. Но ни Миша, ни его мама не отчаивались. В следующий раз непременно нападут на счастливую полянку, сплошь усыпанную ягодами.
На старой высоченной сосне Миша приметил озорную белку, бросившую в него обглоданную шишку, а потом винтом взвившуюся к самой вершине. Возле трухлявого пня нашёл он первый в эту пору подосиновик с оранжево-маслянистой шляпкой. Неподалёку от покосившегося пенька мама обнаружила трёх младших братцев Мишиного кряжистого подосиновика.
Домой они возвращались не спеша, прикрыв головы листьями папоротника. Несерьёзный этот дождь-брызгун скоро перестал, решив, по-видимому, поднакопить силёнок к вечеру. Теперь уж по всему было видно — не миновать в скором времени ливня: из гнилого угла выползали тяжёлые, клубившиеся чернотой, тучи.