А еще – знаете, что ужасно? Женька поняла, что ждет ее внутри конюшни, еще до того, как потянула на себя дверь. Она даже прорепетировала в голове презрительную фразу, которой наотмашь ударит маму.
Но случайно потеряла всю себя, увидев их вместе…
Она не поймет никогда.
…Что-то тяжелое и большое опускается на спину Женьки. Крепкие пальцы обхватывают ее плечи, отрывают от скользких досок. Колдун поднимает Женьку, плотно запахивает вокруг нее полы длинной лохматой шубы. Мех еще хранит жар хозяина – Женьку пропитывает чужое тепло. Через мгновение ее сотрясает озноб – оттаивает замерзшее тело. Женька смотрит на старика. Тот печально качает головой и дотрагивается до ее лба, показывает Женьке кровь, окрасившую его пальцы.
– Ты снова замерзла…
Женька хочет ощупать рану, но задевает ладонью свою мокрую щеку, понимает, что уже давно плачет – в слизи соплей и слез все лицо.
– Я же знала, что они там будут! Я знала, что она обманывает папу! Я их убить хочу! И Андрея! Маму…
Женька упивается этой жгучей яростью: наконец, она снова может чувствовать, как сильно ненавидит маму и Андрея. Но вместе со злостью на Женьку обрушивается остальное: одиночество, саднящая боль разодранной кожи, отчаяние… жалость к папе.
И она уже скулит, уткнувшись в старческую грудь: он же ее любит больше всех в жизни, он же парализован, он для нее только и учится говорить, она не знает, а он уже может вставать, теперь он не захочет продолжать, он ни за что не поверит, что она так смогла, они увезут ее от него, увезут из Лисичкино, сдадут в интернат…
– Я правда их ненавижу.
Женька вдруг видит, как вдалеке – в начале дороги – возникает тонкий мамин силуэт. Мама идет очень быстро, почти бежит, спотыкается то и дело. За ней следует Андрей.
При очередной угрозе падения Андрей подхватывает маму. И больше не отпускает ее локоть.
– Ненавижу.
Женька вырывается из рук старика.
Падает на лед не успевший согреть ее мех.
Глава 46. …Женькой
Женька вслушивается в тишину спящего дома. Пробираться в кладовую придется несколько раз – очень важно никого не разбудить. Она стягивает с валенок резиновые калоши. Теперь войлок бесшумно касается пола: бегай-не хочу. Женька крадется по коридору, привычно выбрасывает из головы лишние рассуждения.
Она просто сделает то, что должна.
И все.
Надо сосредоточиться.
…Странная это была неделя.
Вроде бы дни пролетали молниеносно. Женька едва успевала с облегчением встретить рассвет, как небо начинало темнеть в преддверии ночной бессонницы. Но в то же время каждая отдельная минута представлялась Женьке гадостной тягучей патокой, стрелки настенных часов окончательно замирали, стоило поднять глаза на циферблат.
Из дома она не выходила.
С Женькой постоянно пытались поговорить.
Мама. Топталась на пороге Женькиной комнаты. Шелестела про нежность к отцу, сложные взрослые вопросы, свою усталость, любовь… Женька даже не стала дослушивать, кому та любовь адресована. Аккуратно закрыла перед мамой дверь – выдавив ее из комнаты, словно неодушевленный предмет.
Андрей. Заявился через день после их веселенькой встречи в конюшне. Женька слышала, как бодро он поздоровался с папой, негромко спросил у мамы, можно ли увидеть Женьку. Она даже посчитала количество шагов, которые Андрей сделал, подходя к спальне. Шаги замедлялись по мере приближения. Сама открыла дверь, предупредила: если вы не уйдете сейчас же, я закричу так громко, что с соседнего участка прибегут Анна с Наташей. Врала, конечно же. Никак бы она не закричала – не стала бы пугать папу. Но Андрей поверил: испарился как миленький.
Тошка. Его, наверное, мамуля притащила, когда поняла, что сама Женькиного внимания не добьется. Тошка уговаривал Женьку пойти гулять, показывал проросший грецкий орех, угощал семечками. С садистским удовольствием Женька поведала Тошке План: рассказала спокойно, с расстановкой, убеждаясь после каждого предложения, что друг ее понимает. Тошка ожидаемо побледнел, запричитал, отговаривая. Женька жестко объяснила хлюпающему толстяку, что поделилась секретом, выдать который означает стать самым худшим из предателей. Тошка блеял что-то приторно-тоскливое, расплакался в конце концов. Женьке не было его жалко: парень в два раза ее старше – отныне она ему сопли не подтирает.
Женьке вообще больше никого не было жалко.
Кроме папы.
Папа подкараулил Женьку, когда она в очередной раз спустилась на кухню за холодной котлетой. Женька смотрела, как он суетливо перебирает здоровой рукой, запуская колеса инвалидного кресла. Конечно, при желании она сто раз успела бы улизнуть, но стояла и ждала, пока папа подъедет.