Глава 50. Катя
Катя устраивается в кресле поудобнее: подтягивает ноги к груди, обхватывает колени руками.
Любимая поза – памятный сувенир счастливого детства.
…Малышкой Катя просиживала так часами – наблюдала, как мама ловко раскраивает яркие ткани, придумывая для дочки волшебные платья. Чаще всего ориентирами швеи-самоучки были разноцветные картинки из затертого до дыр немецкого журнала. Выкройки «Burda Moden» лишь подсказывали маме направление, она смело смешивала образы и стили: одежда Кати получалась уникальной. Мама гордо вскидывала подбородок, примеряя на маленькую модель очередной шедевр.
Ты дрожала от восторга и верила в бесконечность детства и счастья…
Катя с наслаждением вдыхает свежий запах стружек, щурится, будто довольная кошка, разглядывает танец пылинок в золоте солнечного луча. Жилище колдуна пропитано теплом, весной и уютом. Старик сидит неподалеку, на табуретке, увлеченно вырезает из бруска светлого дерева фигуру тонконогой лошади. Катя буквально ощущает кожей безопасность окружающего мира – воздух этого дома ласкает ее плечи, убаюкивает.
– Подремли пока. Скоро закончу. Будем пить с тобой смородину. Поговорим.
Катя уже не удивляется тому, что колдун угадывает ее мысли, она благодарно улыбается хозяину и закрывает глаза.
…После отъезда Андрея прошло уже больше двух недель.
Первые дни Катя старалась не поворачивать голову в сторону сгоревшего отеля. Так страшно было видеть уродство черных остовов на месте воплощенной мечты любимого! Она никогда не могла понять, почему местные жители не были рады стройке. Катю восхищала парящая архитектура деревянных коттеджей: строя свой отель, Андрей не спорил с природой – наоборот, бережно восхвалял ее красоту. Лисичкинцы же упорно отводили глаза, качали головами, стоило Андрею заговорить о будущих туристах или об открывающихся для всей деревни возможностях.
Андрея в Лисичкино любили, его детище – не принимали.
Только когда бригада присланных Андреем рабочих полностью разобрала место пожарища, Катя вдруг осознала, что такое Лисичкино – без отеля.
Она стояла на краю расчищенного поля – и глотала слезы. Ничто больше не отделяло деревню от Лисьего холма. Освобожденная громада горы торжествовала: словно фанфары, грохотала неукротимая река; вольно дышала опустевшая земля возле подножья. Катя плакала, понимая…
Отель не мог быть в этом месте.
А сам Андрей?
Катя попыталась представить, как на берегу реки – сквозь дрожь весеннего воздуха – прорисовываются силуэты мужчины и лошади.
Порыв предгрозового ветра развеял ее мираж, но Катя упрямо продолжала вглядываться вдаль.
Ей чудилось ржание.
Никто не шел вдоль реки.
Над Лисичкино пророкотал первый весенний гром.
Эти две недели были странно умиротворенными, будто сонными. На улице неторопливо развертывалась весна, зелень свежих листьев разглаживала лица людей. Похоже, огонь, изгнавший Андрея из Лисичкино, испепелил в деревне и все конфликты между ее обитателями.
Прекратился, наконец, токсикоз Наташи. Целыми днями они с Анной теперь дрессировали во дворе «гостевых» собак. Наташа больше не плакала, правда, порой застывала блаженным истуканом: обняв руками округлившийся живот, напряженно вслушивалась в музыку движений спрятавшегося малыша. Анна добродушно брюзжала на будущую мать, то и дело прогоняла девушку на скамейку – отдыхать.
Кате думалось, что именно так, ворчливо и нежно, оберегают матери своих непутевых дочерей.
В начале мая Анна отправила сопротивляющуюся Наташу в город, на УЗИ, ее согласился отвезти один из клиентов, хозяин гостившей у Анны таксы. Катя как раз пила с психующей Анной чай, когда они вернулись обратно. Наташа была счастливо притихшей, сияла глазами. Анна усмехнулась ее радости, нарочито грубо спросила: ну и кто у нас будет?
– Девочка… Настенька.
Катя так и не поняла, почему так долго после этих слов смотрели друг другу в глаза Анна и Наташа. Анна качала головой, что-то отрицая. Наташа терпеливо ждала. Голос Анны сорвался, когда она наконец выговорила:
– Это самое лучшее имя.
Женька часто притаскивает домой Аглаю, соседского щенка-питбуля. Катя до сих пор дивится, как дочке удалось добиться Анниного разрешения на подобное «разгильдяйство». Анна души не чает в молодой собаке, но почему-то не торопится обрушить на мелкую все прелести своей дрессуры.
Постепенно Катины кошки признали малышку, хотя первое время они неутомимо награждали когтистыми оплеухами неунывающего щенка. Но привыкли: Аглая даже умудряется безнаказанно засыпать в лежанке Рыжей. Молодой питбуль переворачивает комнату Кати вверх ногами. Это не собака, а вселенская катастрофа. Выкидывая после нашествия щенка очередные разгрызенные тапки, Катя бормочет себе под нос: не Аглая, а нагла́я… Но Женька смеется каждый раз, когда толстые лапы малышки разъезжаются по паркету, и Катя готова хоть каждый день убирать за чужой шкодливой малявкой.