Сладко.
Наконец.
Но Анна проснулась, хоть и не должна была. Спину жгло холодом, лицо обдавало горячим паром. Было трудно дышать – грудную клетку расплющила жаркая тяжесть. Анна открыла глаза. В десяти сантиметрах блестели ореховые глаза собаки. Потом уже, по боли в теле, Анна предположила, что молодая сука-питбуль лежала на ней не один час. По ведомым только ей причинам Джерси в ту ночь не согласилась со смертью обдолбанной наркотой лесбиянки. Отогрела…
Ну как отогрела. Обеспечила дозой тепла, необходимой для жизнедеятельности органов. По-настоящему Джерси отогрела Анну гораздо позже, месяцев через десять-двенадцать.
Джерси всегда поступает так, как ей хочется. Идеально выдрессировав десятки кобелей и сук, Анна так и не смогла заставить свою собственную собаку следовать хозяйской указке. Бесстрастно щурясь на назойливых людей, псина сама решала, когда и куда ей уходить; когда оставаться.
Тогда, стряхнув двадцатикилограммовую тушу с себя в мокрый снег, мучимая отходняком Анна не сумела ее прогнать. Уворачиваясь от пинков, собака не обращала внимания на яростный мат выжившей. Не спеша трусила рядом, опустив голову.
В общем, Джерси последовала за Анной.
Загадочным образом упрямство пятнистой суки запустило Аннину жизнь на новый виток.
Прошли годы, и появились другие собаки.
Исчезли наркотики, не сразу, но все же – да. Исчезли. Животные не выносят пьяных.
Прибилась принцесса Наташа.
Лисичкино.
Приют…
Анна бесконечно дорожит устоявшимся постоянством их сегодняшнего бытия.
Так зачем сюда приехал ребенок?
Глава 14. …Натальей Михайловной
Да, конечно, порой Витя лукавит, забвение вовсе не тотально. Нередко Наталья Михайловна замечает в его взгляде понимание. Интуиция женщины сплетается со знаниями врача: деменция еще не окончательно поглотила ее Виктора. В начале болезни человек часто остается хозяином капризного рассудка.
Первые шаги по зарастающей тропе. Дни, когда солнца в разы больше, чем тьмы.
Самые страшные дни. Безжалостный свет способен без прикрас поведать о мгле, поджидающей впереди.
Зная это, Наталья Михайловна ни за что не признается своему добродушному соседу, что догадывается о его «возвращениях».
Будем милостивы хотя бы в конце нашей любовной битвы: давай не узнаем друг друга.
Так что в мгновения Витиной ясности Наталья Михайловна лишь обрывает себя на полуслове, боясь спугнуть встречу; кутается в грустную нежность совсем не старых старческих глаз друга; молчит.
Наверное, и он секунды тишины наполняет картинками храброй влюбленности двух струсивших к финалу юнцов. Впрочем, знать наверняка Наталья Михайловна не может: она не спросит, Виктор не скажет.
Замрем.
Я сохраню твой секрет, глупый старичок. Успей не узнать мой.
Пожалуйста.
Ах, да. Кстати. Она его все еще любит. Я. Тебя. Все еще. Вот так вот. Оказывается.
Не переставала. Ужасно смешно. В …десят с чем-то лет.
Ужасно.
Сегодня Наталья Михайловна решает прифрантиться. Серое вельветовое она не снимала с вешалки с приема последнего пациента (как забавно врут устойчивые словосочетания – Катя бы оценила, наш ожесточенный любитель семантики! Конечно, снимала, ведь паковала в чемодан при переезде – не носила просто).
Со временем причины потеряли былую очевидность, но много лет подряд Наталья Михайловна была убеждена, что на работе женщина-врач может быть только в платьях. Никаких штанов или – упаси бог! – денима.
Пастельные тона, элегантность свободного кроя, нитка жемчуга, в конце концов. Отправляясь на сражение с чужими болезнями, она по утрам изящно зачехляла свою рассеянность. Так сказать, подтягивала работоспособность до уровня внешнего вида. Возможно, медсестры клиники посмеивались над жеманством стареющей кокетки, но метод Натальи Михайловны срабатывал безотказно: платье выпрямляло спину, осанка выстраивала четкую структуру мыслей. Потому что (положа руку на сердце) давайте признаем: в обычной жизни гениальный и востребованный гомеопат была очень и очень… э-э-э… несобранна. Да, так можно сказать, несобранна. Кстати, вот и еще один пунктик одностороннего раздора с невесткой: Катя не выносит, когда вещи покидают закрепленные за ними места. А Наталья Михайловна физически не в состоянии закрепить всю эту домашнюю географию в сознании. При этом Кате глубоко плевать, какое количество пыли окружает аккуратно расставленные предметы интерьера, ну а ей… Ей слишком хорошо известен вред, наносимый пылью иммунитету любого организма.