Ну ничего себе! Что я только что видел?
Сбрось лет тридцать, можно было бы флиртом эти танцы окрестить.
Похоже, не зря Андрей при случае килограммами вывозит из Германии новомодные лекарства. Вика настропалила год назад: мол, новый метод в Европе, профилактика старческой деменции… А где профилактика, там, глядишь, и лечение, да, Андрюх? Попробуем, благодетель ты наш? Тебе ничего не стоит, а деда жалко, умный раньше был – жуть.
Так вот. Помогают таблеточки-то. Поглядите, что творится.
Да пропади оно все пропадом! В Лисичкино бесконечная эпидемия идиотического благодушия; расчетливый Андрей уже теряет иммунитет.
Передвигаю ладью. Какая разница… Этот ход ничуть не бессмысленней любого другого. Зачем-то оглядываюсь в сторону коридора, по которому сбежала Катя.
Константин возмущенно мотает головой. Сквозь скривленные губы пробиваются отрывистые гортанные звуки, исполненные гнева.
Ого, так ты умеешь злиться, оказывается.
Что теперь не так?
Мужчина в инвалидной коляске дрожащей рукой тянется к белой ладье, возвращает ее на место. Еще одно усилие – и он скидывает своего коня с поля боя.
С вызовом смотрит на Андрея.
И вдруг – потешно подмигивает правым глазом.
Приехали.
Вот он какой, ее муж.
Глава 16. Катя
Мрачная махина дубового шкафа заполняет собой почти всю спальню. Узкая кровать Натальи Михайловны неуверенно теснится у окна – непрошеный гость, готовый к побегу. В углу – так и не разобранные коробки с медицинскими справочниками. Похоже, свекровь окончательно забросила свою псевдонауку.
Морщусь, прогоняя чувство вины: в конце концов, не я все это за… Неважно.
В чужой комнате отчаянно неуютно и неловко, но одна дверца местного дубового архаизма зеркальная.
Катя вглядывается в зеркало. Пристально. Жадно.
Испуганно.
Ты уже давно не различаешь свое отражение, малышка? Похоже, дни сплелись в месяцы, пропустив станции недель. А впрочем… Разве не о годах мы говорим? Любопытство исчезло вовсе не этим летом.
Привычно расчесывала волосы, смывала тушь, избавляла щеки от черных подтеков, поправляла шарф, вставляла сережки. Забывала собрать целое из обыденности деталей. Не видела себя, да и смысла видеть не видела. А болезнь Костика лишь успешно устранила необходимость в проверке декоративных деталей. Какая косметика в наших пенатах?
И вот сейчас ты смотришь. Тревожно ощупываешь глазами выступающие ключицы тощей незнакомки напротив. Мечтаешь отменить реальность ее заострившихся скул.
Ты ошибочно протягиваешь руку вперед, ты касаешься холодного стекла.
Ты проводишь пальцами по своей теплой щеке. Что же… Она повторит любое твое движение. Смирись.
Мы это имеем. Обветренные губы, чужая складка между бровями и нечто странное в черноте слишком больших глаз. Ни возраста, ни пола. Кем же ты стала, Катя? И зачем увлеклась этим исследованием?
Пальцы запутываются в отросших волосах. Еще немного – и можно будет заплести какую-нибудь отвратительную косу. Ай, брось. Уже можно.
Катя морщится. Нет больше сил изучать эту убогость. Даже не страшно. Просто (неужели это и правда седина?)… противно.
Богатый пресыщенный гад не имел никакого права им сочувствовать. Уже неделю Катя не может перечеркнуть навязчивый образ: Андрей в гостиной оторопело оглядывается по сторонам, поджимает губы, с презрением смотрит на ее мужа. И вдруг переводит взгляд на нее.
Катя отворачивается от зеркала. Ее трясет. Почти с интересом наблюдает, как россыпь крошечных бугорков внезапно усеивает кожу предплечья. Злость или холод? Обе причины вполне объясняют гулкий набат пульса в солнечном сплетении.
Как он посмел так на нее смотреть?
Синяки под глазами, серая кожа, складки в углах рта.
Как посмел он так ее разглядывать?
И шахматы.
До болезни Костя почти каждый месяц ездил на турниры. Даже не до болезни, а до начала всей этой свистопляски с «грандиозным стартапом». Свистопляски, которая в итоге выжгла половину мозга Женькиному отцу.
Кандидата в мастера спорта Костя получил лет в двадцать пять, если она верно помнит. Оказался бы этот придур… Андрей за одной шахматной доской с Катиным мужем хотя бы в прошлом году.
Катя закрывает глаза. Размытый узор калейдоскопа: Костя задорно улыбается очередному противнику; Костя насмешливо вскидывает правую бровь; Костя сочувственно протягивает руку над почти опустевшей доской; Костя щурится, не скрывая гордости. Он всегда выигрывал легко, будто шутя, будто не прилагая серьезных усилий.
Победитель.