Катя вежливо слушает, как Виктор Николаевич старательно и торопливо латает пустоту беззвучия вокруг Женьки. Добрый старик. Хороший человек. Часто не способен вспомнить, что происходило утром, но чутко ощущает людей вокруг себя, словно сумел однажды нащупать струны, связывающие живых на этой планете.
Ай, Катя! Да прекрати ты жонглировать сочетаниями слов. Не веришь ты ни в струны, ни в эмпатию, ни в единое мироздание. Все это лишь неизбывная преданность семантическим построениям. Красота совместного словозвучания – против правды чувства. Бессмысленный графоманский тетрис в голове. Ты не писатель. Хватит.
– Я же говорила, что найду альбом. Там вообще после мамы такой порядок идеальный остался. Мне этого не дано: все по коробкам, подписано. Даты, рубрики… Сейчас, Женечка, я вам покажу эту псину. Мы ее всей деревней боялись страшно.
Глухо щелкает часовая стрелка. Остывает и вновь закипает чайник. По пятому кругу наполняются хрупкие чашки – обожаемый свекровью сервиз. Из-за непрерывной ряби догорающей лампочки дрожит желтый воздух. Катя лениво думает, что завтра надо купить у Вики новую, энергосберегающую, поменять. Закутывается плотнее в кофту, зевает, снова и снова пьет чай. У окна шуршат газетным листом муж и дочь; кажется, они пытаются разобраться с очередным кроссвордом Натальи Михайловны. В последние дни Костя с навязчивой ожесточенностью штурмует эти квадратики. Странно, Катя даже не заметила, когда муж заехал на кухню.
Этот вечер так близок к уюту. Плечи расслабляются от подкравшейся дремы. В голове вкрадчиво складывается несуразная картинка: нам разве что мурлыкающей в кресле кошки не хватает сейчас. Толстой, серой… Теплой.
Как полусумасшедший старик сумел подарить им это мгновение – хрупкое примирение с домом, жизнью, друг другом? Катя думает обо всех этих легендах: великие учителя, странники в ветхих одеждах, мудрецы, которых призывали в королевские жилища, чтобы они хоть несколько минут посидели в углу, гармонизируя, отстраивая пространство.
Влюбленные старики. Жестокая шутка жизненного квеста, расплата за отказ от счастья. Награда за выслугу лет.
Почему Наталья Михайловна даже не пытается своими чудодейственными препаратами вылечить болезнь друга детства? Боролась бы, раз так верит.
Деменция, ранняя стадия. Это все просто слова. Можно и другие произнести, не страшные: рассеянность, наивность, вспыльчивость. Не пасует же свекровь перед Костиным инсультом, спорит с Катей, ежечасно вкладывает в рот сына глупые сахарные крупинки…
Мысли о гомеопатии сегодня не злят Катю. Сонный вечер заколдовал злость.
Катя закрывает глаза. С наслаждением скользит в дрему – она так устала казаться бодрой. Сквозь слипающиеся ресницы рассеянно наблюдает, как заботливые старческие руки укутывают ее тяжелым толстым пледом. Как редко Катя говорит свекрови спасибо.
– Спасибо. Я капельку. Пока вы сидите тут.
– Отдыхай… Катенька. Мы потише будем. Виктор Николаевич, будь другом, сдвинь чайник, чтобы не свистел.
Звуки сминаются в расслабляющий гул, чтобы через секунды и вовсе исчезнуть, потерять значимость.
А потом – собачий вой. Мгновенно вырывает Катю из сна, подбрасывает в кресле, впечатывает в страх. Совсем рядом какая-то собака мучительно рыдает от боли. И вот уже к ее визгу присоединяются сиплые от страха крики других псов, им диссонируют пронизанные паникой женские голоса.
Катя бросается к дальнему окну – оно выходит на соседский двор. Женька опережает – и тут же оборачивается к маме: ужас и красные отблески в распахнутых глазах. За забором кинологов сразу несколько строений охвачены огнем. Стены ближайшего сарая складываются черным домино прямо на Катиных глазах. Страшный глухой треск почему-то кажется знакомым.
Они же держат там своих калечных собак.
Катя торопливо сглатывает подступившую тошноту, изо всех сил старается не понять, почему вдруг оборвался отчаянный скул.
– Наталья Михайловна, пожар! Женя, оставайся с папой в доме! Нужна вода! Боже мой…
– Катя, вот, возьми. Он точно заряжен. А мы с Витей сейчас наполним все ведра. Беги!
Наталья Михайловна впихивает в Катины руки невесть откуда взявшийся огромный огнетушитель, подталкивает к двери. Уже выскакивая на террасу, Катя осознает опрокинутое лицо их любимого старика, его тоскливое и испуганное бормотание: это все я, чайник, забыл, забыл…
Неважно. Потом.
У калитки Анны Катя сталкивается с Викторией и ее сыном-переростком. Оттолкнув женщин, Антон без единой заминки скрывается в дымовой завесе, поглотившей сад собачниц.
– Тоха! Назад! Осторожнее, ради бога! Тоха! Да чтоб тебя! Анька! Наташа! Живы? Ань! Будь все проклято! Катюх, дом учителя под ноль выгорел. Там уже ничего не сделать, Кать! Слышишь? Старика не вытащить уже!