Ранняя стадия. Он узнает людей, почти всегда. Следит за одеждой, редко путает слова, еще реже – ботинки. И – да. Конечно, он помнит, кто такая Наташа, его Наташа. Только вот признаваться в этом не будет. Такое уж его твердое решение: не надо Наташе наблюдать, как он ее забывает.
Неотвратимость.
Это слово никак не выскочит из его головы, уже столько слов повылетало, а это держится, зараза. Неотвратимость забвения.
Не надо ей, не надо. Пусть так – пожилые, мало знакомые приятели. Поболтать по-стариковски. Посмеяться над молодежью. Совместные кроссворды.
Каждое утро Виктор Николаевич перебирает карточки. Он написал их полтора года назад, сразу как выгнал Сеню. Две недели работал. Торопился. Тысячи квадратиков белой бумаги, тысячи разных слов.
Такая вот незамысловатая проверка: откладывать в сторону те карточки, слова на которых незнакомы тебе. Оставлять остальные.
Отслеживать траекторию черной дыры.
А что он пообещал тогда себе? Какой срок? Сколько карточек достаточно узнать, чтобы продолжать это все? Двести? Триста?
Не забыть бы!
Первые изменения Виктор Николаевич почувствовал вскоре после смерти жены. Дымка рассеянности. Утренняя усталость. Да легкая забывчивость порой. Списывал на стресс, горечь разлуки: десятки лет жена была близким другом, верным и надежным спутником. Конечно, он сдал…
Пустяки.
Но очень быстро появилось и другое: целые часы жизни Виктора Николаевича выпрыгивали из бытия в неизвестность. Поехал в город, к врачу.
Почти не удивился диагнозу.
– С вами живут близкие? Важно – не оставаться одному. У вас сейчас ранняя стадия. Возможно, вы еще несколько лет будете жить почти полноценной жизнью, но бывает и по-другому. Лучше быть под присмотром семьи.
– Да-да, я понимаю.
Возвращаясь из больницы в Лисичкино, Виктор Николаевич твердо знал, что должен избавить от себя Сеньку. Дело не казалось особо мудреным – любой ссоры достаточно. С сыном у Виктора Николаевича отношения никогда особо не складывались. Хотя – любил, любил: затаивал дыхание над люлькой, с улыбкой любовался ловким восьмилетним пацаненком, позже гордился сообразительностью юноши.
Но уж очень разные они были – рассудительный деревенский учитель и его шустрый предприимчивый мальчишка. Сенька бесконечно проворачивал какие-то детские аферы, дружил со всеми деревенскими, что-то продавал-перепродавал. Виктор Николаевич не понимал ни сленга его, ни его устремлений. Отцу с сыном требовалась разная окружающая среда: тишина библиотеки – одному, ярмарочный гомон – другому; разговоры не складывались; терялось общее.
Так Сенька и вырос – почти чужой мужчина с твоими глазами и ушами.
Чужой, чужой.
Виктор Николаевич не сомневался: Сенька моментально превратится в чуткую любящую няньку, случись что с его родным отцом. Растворится в умалишенном.
Допускать этого нельзя. Последние годы в альцгеймере страшны. И Сени в них не будет.
Даже взрослыми детьми родители манипулируют весьма успешно: на ладони все болевые точки – знай надавливай. Виктор Николаевич легко поссорился с сыном. Уже через пять дней Сеня навсегда уехал из дома, так и не узнав о диагнозе отца.
Огромный актерский успех. Аплодисменты.
В обрушившейся тишине дома Виктор Николаевич сел писать карточки со словами.
А через год в Лисичкино вернулась Наташа…
…Катя сказала сегодня утром: «Мы с Натальей Михайловной решили, что вам пока надо жить у нас, в доме куча комнат простаивает, даже разговаривать не о чем, а со временем и дом отстроим, все хорошо будет, увидите».
Конечно, он хотел возразить, но как-то устал, потерялся. Глупо пошевелил губами в ответ.
Подошла Наташа, обняла за плечи: «Виктор, с Катюшей лучше не спорить, оставайтесь, пожалуйста, заодно поможете нам, женщинам, по хозяйству».
Остался.
В конце концов, он еще не немощный старик, будет рубить им дрова, носить воду.
Пусть так.
Хотя бы – так.
Господи, позволь мне успеть понять, когда я буду должен их покинуть!
Глава 19. Катя
Желтые глаза собаки гипнотизируют Катю. Псина стоит совершенно неподвижно, не моргает даже. Хвост прилип к задним лапам. Замерший кусок мышц и шерсти. Дышит ли? Катя трет лоб, пытаясь избавиться от ощущения, что взгляд животного физически ввинчивается ей в мозг.
Нет ничего доброго в этой игре в гляделки. Всем известно, что прячется за мягкими губами собак. Ни в какую дружбу «собака – человек» Катя не верит.
Странное животное. Похожа на овчарку, но какая-то тощая, низкая. Длинная черная морда. Катя не интересуется породами, но, вроде, таких овчарок-недокормышей называют малинуа. Собаки-роботы. Полицаи. В прежней жизни Женька мучила ее бесконечными альбомами с фотографиями разнопородных псов. Волей-неволей пришлось запомнить, кто как выглядит.