Жизнь потекла своим чередом.
Ксюша была счастлива.
Через десять месяцев, когда доза препарата снизилась до трех таблеток в день, анализы Ксюши вновь испортились. Отводя глаза, Наталья Михайловна объясняла своей подруге, что, видимо, это было не излечение, а лишь ремиссия. Курс «гормонов» надо начинать сначала. Их общая задача – растянуть время ремиссии.
Ксюша попыталась улыбнуться.
Наигранно бодрясь, они запустили новый виток.
За пять лет Наталья Михайловна провела своей подруге четыре полных курса терапии. Схема неизменно повторялась: несколько месяцев больницы – выписка – снижение дозы до двух-трех таблеток – возврат болезни.
К концу пятого года лечения Ксюша влюбилась. Ворвавшись в кабинет наперсницы-врача, она взволнованно тараторила о предложении выйти замуж, своем согласии, мечте о детях и белой собаке. В руках Наталья Михайловны дрожал лист с последними анализами девушки.
Ксюшина врач давно перестала быть наивным оптимистичным ординатором. Теперь она числилась заведующей отделением нефрологии. Гломерулонефрит оказался частым гостем в их палатах. Так что Наталья Михайловна смирилась со статистикой: поддерживающая терапия – вот о чем в девяноста девяти случаях у нас идет речь.
Не выздоровление. Нет.
В тот день она сказала Ксюше о необходимости начать новый курс; о строжайшем запрете на вынашивание ребенка; о перспективе пожизненного лечения.
Через пару минут Ксюша послушно кивнула головой.
Через три дня безропотно легла в больницу, начала принимать лекарство согласно знакомому графику.
Через неделю – покончила с собой. Утром.
Де-ли-рий.
А через полгода в кабинет Натальи Михайловны зашел мужчина, жаждущий рассказать, как он вылечился от хронического гломерулонефрита с помощью гомеопатии.
Лженаука, да. Полный бред, безусловно. Опасное плацебо…
Но – в память о своей улыбчивой подруге – Наталья Михайловна должна была хотя бы попытаться разобраться в том, что он говорил…
– Вот спасибо! Кажись, полегчало. Что это за чудо-антибиотики вы в меня всыпали?
Придерживаясь за стенку, пасечник встает; доходит до ближайшего стула, с удовлетворенным выдохом садится, приваливается к вогнутой спинке. Вокруг него тут же начинает суетливо порхать Виктория. Наталья Михайловна с недоумением наблюдает за изломанной траекторией беспорядочных метаний продавщицы. Вика безусловно пьяна. Совершенно непонятно, как ей удалось прийти в такое состояние: женщина постоянно была рядом с ними, волновалась за своего Арсения, но теперь еле держится на ногах.
А, вот уже и не держится. Вика неловко плюхается на промятый диван, опускает голову на грудь и внезапно для всех всхрапывает.
Впрочем, все это не касается Натальи Михайловны. Пациент сейчас – пасечник, и ему снова надо давать препарат.
– Возьмите еще, пожалуйста. Да, под язык. Только не жуйте. Кстати, это вовсе не антибиотик, как вы сказали. Меня зовут Наталья Михайловна, я врач.
– Я Арсений. Викторович. Пчел развожу… Ну и так, по мелочи.
– Да, вы же – пасечник… Пчелы?
– Ну да, пчелы.
– Послушайте, а приступ у вас не после укуса произо…
– Конечно! У меня так всегда! Правда, сегодня как-то похуже все было. Обычно я не падаю. А сегодня даже дышать не мог.
Ну все! Наталья Михайловна теряет способность адекватно поддерживать этот диалог. Ей никогда не понять людей, подобных Арсению. У бедняги анафилаксия на укусы пчел, про которую, причем, он знает… И пасека во дворе дома! Это как?!
Наталья Михайловна ловит взгляд Кати. Невестка растерянно качает головой и, кажется, улыбается краешком губ, вернее, безуспешно пытается сдержать смех. Наталья Михайловна тут же чувствует, как ее саму начинает разбирать неуместный сейчас хохот. Арсений столь простодушен, столь горд своей профессией. Это все «что-то с чем-то», как раньше говорил Виктор Николаевич.
– Арсений, знаете что… От пчел, я так понимаю, вы отказываться не собираетесь?
– Как это?
– Ну вот и я об этом. В общем, я вам оставлю эту баночку. В ней сульфур. Если, не дай бог, вас еще кто-нибудь укусит, сразу три крупинки под язык. И так три раза. Через пятнадцать минут примерно.
– Спасибо! Удружили! Как мне вас отблагодарить-то? А, знаю!
– Не надо нам ничего. Слышите, Арсений?
Но пасечник даже не дослушивает ее возражения, решительно встает (Наталья Михайловна полна гордости за сульфур), бодрым шагом идет в прихожую. Катя заинтересованно идет за ним. Приходится последовать их примеру.