В отражении Анна замечает выражение своего лица: злость, тоска и понимание. Смирение?
Нет зеркал в Викином салуне…
Слепок твоего внезапного осознания – в глазах замершего в инвалидной коляске мужчины. Костя безотрывно смотрит, как поет караоке его красотка-жена, грациозно склонясь над «микрофоном» в руке их общего благодетеля.
Что скажешь, Антон – рифмоплет поговорок? «Любимого радость сердечко ластит»?
Анну внезапно охватывает страх за мелкую: не должна Женька понять, что именно столь пристально разглядывает ее отец. Впрочем, ребенок в порядке. В полном восторге девчонка наблюдает за развеселившейся мамой: радуется, что та, наконец, подружилась с ее любимчиком.
Спеша не дать Женьке увидеть остальное, Анна подходит к пианино, щелкает по черной полировке.
– Ната, зайчик! Смени пластинку. Уже в голове от ваших плясок гудит.
Ее девочка послушно опускает руки на колени. Йог выпрямляется, отступает от пианистки.
Молодец, Анька! Стольких косых одним выстрелом! Сильна.
Наташа медлит, собирается с мыслями. Вскидывает руки над инструментом.
Тягучие аккорды заезженной классики. Шопен? Бетховен? Лист? Анна не желает разбираться во всех этих композиторах. И почему музыканты вечно играют одно и то же старье?
Спазм в горле, жгут глаза подступившие слезы. Чертова мелодия. Принцесса, оказывается, умеет правильно стучать по клавишам. Анна зло сглатывает сентиментальность, вновь сосредотачивается на соседях.
Пропитываясь Наташкиной музыкой, мир постепенно возвращает свою правильность. Катя отдает Андрею микрофон, делает шаг в сторону мужа; поймав его взгляд, неуверенно улыбается. Женька машет рукой, призывая маму сесть рядом с ними. Йог, наконец, отходит от инструмента на приличное расстояние, облокачивается на подоконник и завороженно слушает Наташкину игру. Заваривает для Вики крепкий чай Антон. Правильно делает – пусть продавщица протрезвеет.
Все еще может наладиться – чего ты испугалась? Вечеринка, пьяный угар… Утро все расставит по своим местам, ты признаешься ей, как нежна ее музыка.
Не доиграв такта, Наташка дергается в сторону, отпрыгивает от пианино. Девушку сотрясает рвота: рыже-коричневая зловонная жижа растекается по ботинкам Андрея.
В первую секунду Анну обжигает укол злорадного удовлетворения – получил, красавчик наш холеный? Не хрена с чужими женами концерты давать. И лишь потом в сердце врывается тревога: Анна кидается к Наташке, убирает волосы от ее лица, ласково обнимает за плечи. Чем же ты успела травануться, дурашка моя? Наташка доверчиво прижимается к Анне – и ее снова рвет.
Наконец Анна уводит подругу в туалет. Компашка за дверью уже вовсю смеется над Викой, «отравившей своей готовкой уникальный талант». Вика громогласно оправдывается. Ее пироги вне подозрений – да вы же все их ели, идиоты!
Анна поворачивает кран, звук воды заглушает веселую перебранку соседей.
Все налаживается где-то через час.
Родной тяжестью приваливается к Анниному плечу притихшая Наташка. Размышляя о чем-то своем, девушка даже не пытается делать вид, что слушает разглагольствования Андрея. Вечный бизнесмен азартно убеждает их организовать коммерческий лагерь-ретрит для собак и их хозяев. Мол, он лично обеспечит Аню с Наташей шикарной клиентурой, куча знакомых «поназаводила» животных, с которыми не справляется. Будут платить как миленькие! Анна лениво отбрехивается за двоих: Андрюх, достал ты со своими заработками…
Женька перебралась к своему вечному адъютанту Антону. Протрезвевшая Вика учит детей замешивать фарш для лазаньи. Мелкая по-матерински привычно вытирает заляпанный свитер друга-переростка. Все трое смеются.
Женькино место возле Кости заняла Катя. Как и Наташка, улетела в мечтания: прикрыла глаза, рассеянно гладит руку мужа. Дежурная ласка, но Костя явно наслаждается, его взгляд зачарованно прикован к тонким пальцам супруги.
Виктор Николаевич учит прораба раскладывать преферанс. Рядом – в кресле – дремлет Катина свекровь. Николаич отрывается от колоды, снимает с себя пиджак и заботливо укутывает им Наталью Михайловну. Вернувшись к игре, старик недоуменно таращится на стол, смысл разложенных карт ускользает от него.
Чертов Арсений даже не знает, как сдал его отец.
Анна оборачивается на стук, дробью рассыпающийся в углу кафе. Пегая самозабвенно чешет шею здоровой лапой, когти задевают стену. Выдрав клок шерсти, собака протяжно зевает и блаженно вытягивается на досках истертого паркета.
Анне хочется навсегда застрять в этой минуте.