У Люськи от её рассказа голова пошла кругом. Какой монастырь? Ведь не было ещё никакого монастыря! И находки ещё не было! Всё только будет когда-то… Десять лет спустя… Но, может быть, кто-нибудь уже и в самом деле нашел ту старинную книгу? Недавно нашел! Как раз в грузинском монастыре! И никто другой, а молодая женщина, научный сотрудник по древнерусской литературе. Ведь ищут люди эту старую книгу… Искали-искали — и нашли…
У Люськи как гора с плеч свалилась.
Всему виной был грузинский монастырь над бурной горной рекой. Знакомые любимые места. Борис Николаевич, когда ещё учился в пединституте, все каникулы проводил там. А если удавалось, и зимой устраивался на какие-нибудь кавказские сборы или соревнования. Когда эта бестолковая Тиунова, эта пигалица, начала рассказывать про находку в монастыре, Борис Николаевич сразу представил себе неприступные стены, прилепившиеся к скале. Монахи — черт бы их побрал! — и в самом деле могли унести туда и запрятать старинные российские книги.
— Ах, голубчик! — убитым голосом выговаривала ему завуч Мария Павловна. — Как же вы могли!.. Повторять в другом классе фантазии девочки! Принять детскую выдумку за действительный факт… за сообщение о величайшей научной находке…
— Мария Павловна, но вы же знаете, — Борис Николаевич пожал плечами, — я завален тетрадями. На мне школьная самодеятельность. На мне хоккейная команда, хотя в школе есть учитель физвоспитания. Работы по горло. И, естественно, я не всегда успеваю следить за дополнительной литературой к уроку. А в наше время столько происходит сенсационных открытий. Поневоле перестаешь удивляться. К тому же — обратите внимание! — Тиунова из восьмого «Б» обычно не блещет красноречием, а тут она сделала связный и содержательный доклад. Вполне естественно, что я…
— Голубчик! — взмолилась Мария Павловна. — Но ведь это же «Слово»! Если бы в самом деле отыскалась рукопись… Произошло бы выдающееся событие в жизни всей страны! Сообщение о находке напечатали бы на первых страницах все газеты! А Тиунова? На какой журнал она сослалась?
— Что-то вроде «Знания молодежи»… — нехотя пробурчал Борис Николаевич.
— Да нет такого журнала! — Маленькая, с седым узелком на макушке, она встала из-за стола и принялась мерить шажками свой кабинет. Борис Николаевич остался сидеть на диване, и его молодое лицо выражало чрезвычайное возмущение. — Нет такого журнала! — твердила Мария Павловна. — Мне и раньше казалось, Борис Николаевич, что вы мало читаете. А учитель обязан учиться всю жизнь!
— Вы поймите, Мария Павловна, что вся эта история лишь досадный случай, абсолютная нелепость…
— Не знаю, не знаю, — приговаривала она. — Иной раз мне кажется, что вы равнодушно относитесь к своему предмету. А ведь вы учите детей литературе… словесности, как назывался ваш предмет в старину. «Слово о полку Игореве»… Пушкин… Некрасов… Горький… В русской литературе живет душа народа. Сколько детей прошло передо мной за годы моей работы в школе… Я убеждена, я тысячу раз убеждалась, что все их будущее зависело от того, насколько они в детстве любили литературу…
— Да, — конечно, — кивал Борис Николаевич, — вы абсолютно правы. Но… — Ему надоели прописные истины, которыми уже не первый раз угощала его смешная старушенция в деревенской кофте навыпуск. Он встал, чтобы оставить за собой последнее слово в этом неприятном разговоре. — Я хотел бы, чтобы мои старшие товарищи, к которым я привык обращаться за советом, за опытом, не раздували этого мелкого происшествия. Но если вы решили разобраться во всём до конца, то поинтересуйтесь, зачем понадобилось Тиуновой выдумывать про монастырь, про тайник, про книги… Я не вижу в её поступке наивной детской фантазии! Это злой поступок! Она хотела нарочно поставить меня в дурацкое положение.
— Вы так думаете? — растерялась Мария Павловна. — Я постараюсь узнать, зачем она это сделала.
— Но уж разбирайтесь с Тиуновой при мне, а не за моей спиной! — предупредил Борис Николаевич. — Я не позволю подрывать мой авторитет!
Мать отхлестала Люську кухонным полотенцем. Мокрым. Холодным. Пахнущим жирными ополосками.
— Не обманывай добрых людей! — задыхаясь, внушала Люське мать. — Не ходи смолоду по кривой дорожке! Тебя дома добру учат! А от тебя самой добра не дождешься! От тебя сраму дождешься. Доживу, что в подоле принесешь!
Мать, когда Люську — разом за все — воспитывала, всегда под конец не забывала упомянуть о подоле.
Люська не вырывалась. Не больно ей было. Всё равно теперь. Пусть бьют! Пусть срамят на весь проулок. Пусть из дома выгоняют. Всё равно…