Спал медведь немного, но крепко. И Хобик совсем успокоился. Друг рядом. Крикни - и придет на помощь. Ведь у него больше не было приемной матери. Он ощущал себя сиротой.
Весь второй день они с Лобиком провели вместе. Не отходили друг от друга.
И третий день тоже.
А куда податься одиноким?
2
После короткого отдыха у себя дома Саше вновь предстояла дальняя рекогносцировка с зоологом Котенко в район самого густого скопления оленей, косуль и серн.
- Архыз останется с тобой, - сказал он матери, и Елена Кузьминична облегченно вздохнула: значит, в горах стало спокойней.
Приехал Котенко. Поговорив с хозяйкой, зоолог пошел повидать овчара. Унылый, притихший, лежал Архыз в конуре, не в силах переносить стука кованых копыт за воротами, звона стремян, голосов собирающихся - всю эту приятную для уха симфонию дальних странствий, которая будоражила кровь и заставляла повизгивать от предвкушения свободы и вольного бега.
- Что нам с тобой делать? - задумчиво сказал зоолог. - Закон нарушать нельзя, в заповедник тебя мы не возьмем. Но в горы... Слушай, Александр, а не забросить ли его к твоему тезке, к Сергеичу, на приют? До границы заповедника там рукой подать, если будет в нем надобность, заберем. А на приюте ему вольнее. Все-таки движение, свобода. Как ты?
- Я - за! Горы - родная стихия овчара.
- Тогда решено.
Архыз догадывался, что речь идет о его судьбе. Он вылез из конуры, нервно зевал и потягивался.
- Давай, Александр, бери на поводок и тронемся. Время - деньги, как любил говорить один умный часовых дел мастер. Иван, - крикнул он через забор, - у тебя все готово?
- Три минуты, Ростислав Андреевич, - раздался голос Лысенко.
- Он с нами? - спросил Саша.
- До приюта. - Котенко помялся, но не выдержал: - Ты знаешь, я договорился с главным лесничим - возьмем Ивана лесником. На твой обход.
- А я? - удивился Саша.
- Пойдешь ко мне в отдел, как решили раньше. Сдашь вступительный экзамен в университет - и считай себя младшим научным сотрудником. Тема для серьезной работы у тебя уже наметилась.
- Я сперва подумал, что вы шутите, - нерешительно сказал Саша.
- Название для темы только не пришло в голову. - Котенко сбил шляпу на затылок и посмотрел в небо. - Ну, скажем, так: "К вопросу о влиянии направленного воспитания молодняка дикого зверя на последующие взаимоотношения"...
Саша засмеялся. Зоолог сокрушенно покачал головой.
- Да, не очень, - самокритично сказал он. - Это "влияние воспитания" или "последующие взаимоотношения"... Впрочем, не в названии дело. Была бы суть, изюминка, как любят выражаться заправские ораторы.
- Где мы увидим ее, эту суть, если без Архыза?
- Все готово, Андреевич! - крикнул с улицы Лысенко. - Можно ехать.
За поселком Саша спустил овчара. Ошалело бегал он по обеим сторонам дороги, спускался к реке, обгонял лошадей, даже за стрекозами гонялся - так велика была радость, что снова в горах и свободен.
- Как маленький, - улыбнулся Котенко. - И куда все волчье в нем исчезло!
Зоолог сидел на сером мерине грузно и весомо. Полные сумы растопырились позади седла, ноги в укороченных стременах согнулись под прямым углом, чтобы на крутых подъемах облегчить лошадь. Иван Лысенко ехал впереди и непрестанно улыбался. Все ему было по душе. Вот настоящее дело! А ведь еще недавно чуть жизнь себе не сломал, связавшись с браконьерами. Спасибо, хорошие люди выручили.
Караван миновал кладку через Белую. Лысенко оглянулся и поймал взгляд Саши. Хлопцы переглянулись. С этого мостика все и началось...
Архыз вертелся около Сашиной лошади, закидывал морду, не обращая внимания на кобылу, хищно прижавшую уши, все искал Сашины глаза. Спрашивал: можно ли?
- Давай беги, - разрешил Молчанов, и Архыз исчез за поворотом.
Не пришел он, когда сделали короткий привал в буковом лесу, около старых балаганов. Не показался и к ночи у костра уже на границе лугов. И утром его не видели, хотя уже пошли на второй перевал, где высота за две тысячи метров.
- Разрешил на свою голову, - бурчал Котенко и нет-нет да и осматривал окрестность в сильный полевой бинокль.
Пустой, незаселенный рай. С началом туристского сезона в этих местах дикого зверя почти не остается, уходят в резерват, где их никто не пугает. Лишь изредка в буковом лесу можно заметить тощих кабанов или спугнуть старого, одинокого медведя.
Уже далеко за обед они прошли осыпь и почти сразу на взгорье увидели сизый дымок. Постройки приюта скрывались за березами. Кони пошли веселей.
От балагана раздался короткий собачий лай. Не злой, даже не строгий, а скорее предупредительный, такой вежливый лай.
- Вот тебе раз, - сказал Котенко. - Мы Архыза ведем, а на приюте уже своя собачка. Сергеич сообразил, что нынешний сезон не в черте заповедника живет. Завел хозяйство.
На приюте толпился молодой народ. Знакомая фигура в спортивных брюках стояла у балагана, Таня... Ладошкой отбросила она волосы со лба, Иван и Ростислав Андреевич разом обернулись к Саше. Он глядел куда-то вбок, лицо было отрешенным и серьезным.
- Не думал я, само собой, видеть вас так скоро, - с напускной суровостью встретил их Александр Сергеевич. - Гляди-ка, Татьяна, да ведь это сам молодой Молчанов с начальством! Ну, здорово, Андреевич, с прибытием тебя, Александр. Во, и Лысенко тут как тут! Иль еще кого ловить надумали?
- Нарушители завелись у тебя на приюте, - в тон ему ответил Котенко. Собак напривозили к самой границе заповедника. Кто облаивал нас?
- А это Татьянина причуда. Привела мне свою симпатию, вон она у порога возлежит, даже не поднялась. Само собой, барыня. Сырого мяса не потребляет, подавай ей вареного, воды тоже дай кипяченой...
- Будет вам, Сергеич, придумывать, - со смехом сказала Таня.
Она поздоровалась и тихо стала в стороне, посматривая на Сашу. Его настроение передалось и ей. Как сказать Саше, раз уж встретились? И возможно ли понять это, если и сама она еще не вполне поняла случившееся? Появился Виталик - и все забыла. И многолетнюю Сашину дружбу, и свою, еще девчоночью, привязанность к нему. А теперь ничего нельзя изменить.
Леди лежала у дверей балагана и, чуть склонив узенькую головку, слушала разговор. Это была холеная, чистая колли, длинношерстное симпатичное существо, созданное человеком, несомненно, в городе и для городских условий. Выразительные глаза ее смотрели умно и открыто. Ни тени коварства или жестокости не было в этом взгляде. Доброта и готовность к услуге. Собака цивилизованного двадцатого века.