Много лет назад на шуточном состязании ребята обиделись на Тимура: он лучше стрелял, превосходно держался в седле, владел мечом в точности, как его отец. Но Туркан-ага упредила бурю прежде, чем она вспыхнула. «Многие жаждут, чтобы мы стали слабыми и немощными и не смогли защищаться. Не желайте Тимуру того, чего ему со зла пожелают враги, когда потерпят поражение. Он наша опора», — так она говорила юношам, подкрепляя в их сердцах уважение и любовь к наследнику Тарагай-бека.
Смерть матери Тимур воспринял болезненно. В детстве он был привязан к ней. Делился историями, которые слышал от случайных путников, дарил украшения, просил совета, когда чувствовал растерянность и не знал, как поступить правильно. Однажды зимой Текина-хатун слегла. Тимур не успел опомниться, как присланный из Кеша лекарь накинул покрывало на её тело: в тот день переменилась жизнь всей семьи Тарагая. Кутлуг Туркан-ага повзрослела прежде остальных: отныне ей предстояло оберегать брата как собственное дитя, с усердием настоящей волчицы. А вскоре отец выдал её замуж за высокопоставленного сановника из Самарканда Дауд Дуглата. Дуглаты были влиятельными; Туркан, прекрасно понимая, что брату нужна их поддержка, исполнила главную обязанность перед мужем — родила сына. С той поры в столице у Тимура появились союзники.
— Аллах да защитит тебя, — сказала она, глядя на покалеченную ногу. — Не представляю, что ты вытерпел, брат.
— Всё уже позади.
Уединение прервал ребёнок.
— Сулейман! — Тимур протянул руки к племяннику, и тот, немного поразмыслив, подошёл. — Каким большим стал. Уже ездил верхом?
— Скоро отец научит.
— Пора бы. Меня посадили в седло, когда я ещё ходить не умел.
— В городе всё по-другому, — мягко ответила Туркан. — Иногда я скучаю по нашему кишлаку. По просторам. Мы были так счастливы!
Тимур гладил мальчика по голове, а сам думал о привычных полевых буднях, о том, как разительно они отличаются от замкнутой жизни в столице. Сулейман плохо помнил своего дядю и прикосновения сносил, стиснув зубы, дожидаясь, когда взрослый устанет и выпустит из объятий. Однако настроение мальчика изменилось, едва он получил в подарок вырезанный из дерева меч. Округлившиеся глаза, вздох, широкая улыбка послужили лучшей благодарностью. «Нет, это точно сын воина, природу не обманешь», — Тимур почувствовал облегчение, когда Сулейман схватил меч и тут же начал ловко им орудовать, как будто очутился в разгаре сражения. — «Это ребёнок Барласов. Не изнеженный визирь. Кровь есть кровь».
Туркан-ага велела рабыне увести мальчика. Ей хотелось поговорить с братом о важном.
— Хан уже принимал тебя?
— Да, я видел повелителя.
— Но ты не видел и десятой доли происходящего, — женщина подалась ближе. — Моему мужу не раз предлагали примкнуть к Ильясу-Ходже. Некоторые эмиры только и ждут, когда хан уедет.
— Что Дауд знает об этом заговоре?
— Пока ничего. Он верен нам. Но послушай, не может ли получиться так, что с отбытием хана начнутся беспорядки? Ильяс-Ходжа трус, а трусливые всегда принимают решения поспешно. Пока его отец здесь, он головы не поднимет, но потом что?
— Ильяс-Ходжа не главная наша проблема. В городе прячутся сербедары, и только Аллаху ведомо, что они замышляют.
— Откуда же стало известно о сербедарах? Ещё вчера мы спали спокойно.
— Что ты имеешь в виду?
— Вдруг это ловушка? И никаких сербедаров здесь нет? — Туркан-ага искала в карих глазах брата хотя бы отголоски понимания. — Ильясу-Ходже нужен повод, чтобы провести в Самарканде чистку. Я много об этом думала...
— Он не настолько безумен! — резко осадил Тимур. — Не забывай, ты говоришь о наследнике Чингиз-хана! Не для того он совершал Хадж, чтобы потом устраивать бурю. Да и достаточно наши народы терпели... Войны, голод. От улуса мало что осталось: Хорезм сам по себе, Хорасан полностью подвластен Казгану. Нам бы Мавераннахр сохранить!
— Дай Аллах, это правда. Но ты должен предусмотреть все варианты.