Я часто вспоминаю один случай, связанный с первыми шагами африканских пароходных компаний. Я впервые приехал тогда в Такоради. Был поздний, но очень жаркий вечер. Гостиница находилась недалеко от берега, и я решил выкупаться. Полоса пляжа — неширокая, справа и слева ее ограничивали скалы и большие камни. Я отплыл недалеко и тут увидел, как по берегу, покачиваясь из стороны в сторону, шел мужчина с полупустой бутылкой джина в руке. Он присел около моей одежды и время от времени прикладывался к бутылке. Мне стало не по себе — незнакомец не отходил от моих вещей — и я предпочел вылезти на берег.
— Жаль, — сказал он, — что вы не попытались заплыть подальше, туда, где я вчера уже побывал…
Задрав рубашку, мужчина показал свою спину, на которой красовался огромный кровоподтек, и рассказал, что заплыл очень далеко. Его ударило о скалы. Слово за слово, мы разговорились и выпили остатки джина. Незнакомец оказался голландским морским офицером, поступившим на службу во вновь созданную пароходную компанию Ганы. Плавал он на одном из первых больших ганских пароходов.
Узнав, что я чех, моряк сразу же заговорил на ломаном польском языке. Во время второй мировой войны он перевозил беженцев на маленьком катере через пролив в Англию. Однажды немецкие сторожевики задержали катер и всю команду отправили в Бухенвальд, где голландец попал в один барак с поляками.
Пусть же ему хорошо и счастливо плавается под африканским флагом!
Хуже всего в Африке обстоит дело с железнодорожным транспортом. Если посмотреть на карту, то видно, как красные линии, обозначающие железные дороги, уходят от побережья только в одном направлении — к большим городам в центре континента. Из сенегальского Дакара железная дорога ведет к Бамако, из Абиджана — к Уагадугу, из Конакри — к Канкану, из Котону — к Порто-Ново и Параку. Сравнительно разветвленную сеть дорог имеют Гана и Нигерия, тогда как в Либерии вообще нет ни одной железной дороги.
Если лететь с большого аэродрома в Робертсфильде (близ Монровии) до Абиджана, то под крылом самолета вы не увидите ничего, кроме однообразного зеленого массива тропических джунглей. Становится как-то не по себе, когда убеждаешься, что последняя полоса бетона кончается сразу же после взлета и появляется вновь только за границами Либерии. Пока самолет не поднялся очень высоко, можно еще различить одиночные островки среди моря зелени, а затем все исчезает в дымке серо-зелено-голубых испарений — первом приветствии девственной старой Африки. Там, внизу, живут люди, не знакомые с металлом, а в нескольких тысячах метров над ними летит самолет — самый современный вид транспорта, с флагом свободного африканского государства на фюзеляже. Это тоже Африка.
Конечно, либерийские джунгли не показательны. В Африке есть области с довольно широко развитой сетью дорог. Характерно, однако, что большая их часть ведет с севера на юг или с юга на север. Современных дорог, которые шли бы в направлении с запада на восток и обратно, все еще очень мало. Так обстоит дело повсюду — в тропических джунглях и саваннах. На севере, в пустынях, среди дюн и прибрежных лагун по-прежнему сохраняется традиционный способ передвижения — пешком или в повозке. В качестве тягловой силы используют домашних животных. В более или менее отдаленных районах можно встретить африканцев с дорожной сумкой, рюкзаком, узлом на голове и большой палкой в руке для защиты от змей, проходящих так десятки и сотни километров. Юноши из Бирнин-Конни ходят на работу в Ниамей, преодолевая расстояние, равное примерно 419 километрам. Идут, пока хватает сил, а когда наступает вечер, находят пристанище в ближайшей деревне. Ночлега в деревнях саванн не приходится долго просить, люди тут намного ближе друг к другу, чем в водовороте современных городов.
Знатным и богатым считается тот, кто восседает на коне. Начальник из рода фульбе на чистокровном скакуне — воплощение подобного понимания. Лошади, сытые и холеные (а иногда и не совсем сытые), преодолевают как близкие, так и далекие расстояния. Поэтому лишь по количеству и весу груза можно определить, как далеко собрался отправиться путник.
Менее знатных мы увидим верхом на осле или — что чаще — бредущих за ним, ибо на осле положен тяжелый груз, и он не в состоянии тащить на себе еще и хозяина. А если тот все же рискнет побеспокоить своего осла, то ведет себя весьма скромно и устраивается лишь на самом кончике его спины. Ну, уж коли зашла речь об ослах, я не могу не высказать своего уважения к этим милым и умным животным.
Хочется рассказать три случая, которые остались у меня в памяти.
Первый произошел в небольшом местечке в Нигере. Каждый день здесь появлялась тележка с бутылками молока, запряженная осликом. Как-то раз хозяин тележки провел бурную ночь, отмечая какое-то событие, и утром уснул на козлах. Осел продолжал ездить по знакомому маршруту и развозить молоко. Он останавливался около дома, терпеливо ждал, пока покупатель не возьмет свое молоко, выразительно поглядывая при этом то на него, то на хозяина, который продолжал мирно посапывать на козлах, встряхивал презрительно головой и шел дальше. И никто никогда не брал с тележки ничего лишнего!
Свидетелями второго случая мы оказались на проселочной дороге. Когда последняя деревня осталась далеко позади, а следующей не было отмечено даже на карте, на совершенно пустой дороге неожиданно появился осел, который медленно, с достоинством двигался нам навстречу. Через спину его были перекинуты мешочки с солью и орехами кола — самыми дорогими продуктами в этих местах.
Я напрасно искал глазами погонщика и, удивленный, спросил Ауду — одного из своих африканских друзей:
— Где же его хозяин, неужели он не боится, что осел придет домой с пустыми мешками?
Мой друг молча остановил машину и движением руки пригласил понаблюдать за ним. Обойдя осла, он начал осторожно подходить к мешку с орехами и совсем уж было протянул к нему руку. Тут осел моментально остановился, смерил человека глазами, потом, словно сосчитав про себя до трех, бросился с места и лягнул его копытом. Счастье, что Ауду это предвидел и сумел вовремя отскочить в сторону. Осел, однако, не стал его преследовать. Он постоял еще немного, посмотрев на «вора» так, словно хотел сказать: «Так что, дать тебе еще разок или этого с тебя достаточно», — и важно зашагал по дороге, как будто бы здесь ничего и не произошло.
Мы тоже тронулись в том направлении, откуда пришел осел, и, проехав значительное расстояние, увидели двух мужчин, обсуждающих какие-то новости. Водитель остановил машину, и после традиционных приветствий я спросил у одного из путников, не знает ли он, чей осел идет там по дороге.
— Конечно же, мой! — воскликнул он. — Я тут немного заболтался, а он потащил домой кое-какие вещи. С ним что-нибудь случилось? Это было бы удивительно, он всегда был аккуратнее меня!
Третий случай зафиксирован мною на пленку, как наиболее выразительный.
В знойный полдень я оказался как-то на перекрестке улиц одного из маленьких выжженных солнцем городков Нигера. На этой крохотной площади сохранилось лишь одно-единственное местечко, где можно было найти тень. Она падала от глиняной стены против ресторана. Нам, десятерым африканцам, одному чеху, одному французу и двум англичанам из Нигерии, страшно хотелось пить, но еще больше хотя бы на минуту спрятаться от палящих, безжалостных лучей солнца, просто постоять в тени. Именно это и оказалось невозможным. Место в тени было занято двумя ослами, и никто в мире, ни за какие блага не смог бы их сдвинуть с места. Поэтому нашей компании ничего не оставалось, как выпить на солнцепеке теплого пива и следовать дальше.
На севере, там, где постепенно замирает жизнь, начинается пустыня. Но теперь уже и через пустыню по направлению к озеру Чад ходит белый автобус Трансафриканской компании. Издалека он кажется огромным танком, за которым тянется хвост коричневой пыли. Правда, это единственный автобус, который идет здесь по расписанию. Маршрут у него большой, так как автобус связывает главные города. Проезд стоит не очень дорого, а название автобуса — «трансафриканский» — обладает поистине магическим действием. Еще немного глубже в пустыню — и там только на отдельных участках попадаются огромные тяжелые грузовики. Основной транспорт здесь — верблюды. Когда в центре столицы Ниамее медленно и важно большой караван верблюдов переходит перекресток, кажется, что ты попал в далекое прошлое. Они идут плавным шагом, так, словно идут по сыпучему песку среди дюн большой пустыни. Похоже на то, что асфальт, машины и светофоры совершенно им не мешают. На все то время, пока караван переходит на другую сторону, полицейский открывает ему «зеленую улицу».