Мама с папой молча сидели за кухонным столом.
— Что с Ронни? — выпалила я.
Папа притянул меня к себе, усадил на колени.
— Мы сделали так, чтобы Ронни не надо было возвращаться в ложбину. Никогда.
— Значит, Ронни всегда сможет жить здесь?
— Это я и имел в виду, солнышко.
Я выбежала во двор. Ронни сидел на пригорке у ограды.
— Ты здесь навсегда! — радостно крикнула я, усаживаясь с ним рядом.
— Это здорово.
— Я люблю тебя, — сказала я, беря его за руку.
— И я тебя тоже люблю, — произнес он. — Только никому об этом не говори.
Глава четвертая
В феврале состоялась знаменитая Большая игра в «Монополию», подтвердившая то, о чем я давно подозревала: когда речь заходила о земле и деньгах, Ронни становился непреклонен, как любой Малоуни или Делейни.
По телевизору метеорологи из Атланты в один голос уверяли, что погода ожидается теплая и никаких снежных бурь не будет, но дедушка Малоуни отказывался им верить.
— Заледенеете, как волосы в носу у эскимоса, — предупреждал он утром в субботу, наблюдая за тем, как мои родители усаживают прабабушку Алису и бабушку Элизабет в машину, чтобы везти их в Атланту. Туда приехала на гастроли Кэрол Чаннинг. Ради нее они готовы были отправиться в путь хоть на собачьих упряжках.
— Мы успеем вернуться, до того как завалит дороги, — пообещал отец. — Я скорее рискну замерзнуть в пути, чем сказать бабушкам, что не повезу их на Кэрол Чаннинг.
И они отправились в Атланту. Мы с Ронни остались дома с дедушкой и бабушкой Малоуни. Как дедушка и предсказывал, к четырем часам дня все замело снегом и полиция штата закрыла дороги. Отец позвонил и сказал, что они с мамой и бабушками останутся на ночь в гостинице.
Я была счастлива несказанно. Электричество отключили, едва стемнело. Мы поужинали сандвичами. Дедушка, укрывшись пледом, задремал в кресле, а бабушка зажгла две керосиновые лампы, поставила их на стол, потерла руки и лукаво спросила:
— А не сыграть ли нам разок в «Монополию»?
— Только не со мной, — ответила я. — Она — настоящая акула, — шепнула я Ронни.
Ронни отлично играл в «Монополию». Хопа с Эваном он обирал до нитки.
— А я сыграю, — ответил он с коварной улыбкой.
Бабушка с Ронни уселись за стол, разложив перед собой игровое поле, которому вскоре предстояло стать полем битвы. При свете керосиновых ламп их глаза отливали стальным блеском.
— Она никогда не проигрывает, — пробормотала я с дивана и тут же заснула.
Я проснулась рано утром, дрожа от холода. Огонь в камине погас, лампы потухли, в кресле храпел дедушка.
— Еще партию! — услышала я хриплый голос бабушки. — Ты выиграл четыре из пяти и должен дать мне отыграться.
Ронни, у которого глаза совсем слипались, с трудом ответил:
— Я так хочу спать, что фишек не различаю. Бросьте, миссис Дотти. Все равно вам у меня не выиграть.
— Ты же честный бизнесмен, Ронни Салливан. Не лишай меня последнего шанса. Вот мое предложение: если ты сыграешь еще раз, я снова все тебе объясню про высокодоходные облигации.
— Ладно, — пробормотал он, клюя носом.
Бабушка заставила его выпить две чашки кофе. Они играли, пока не проснулся дедушка и не надо было идти кормить скотину. После этого они продолжили игру.
Днем вернулись папа, мама и бабушки и застали Ронни спящим на полу, а бабушку Дотти — на диване. У обоих в руках были зажаты купюры из «Монополии».
Все мы были единодушны: тому, кто обыграл бабушку Дотти в «Монополию», суждено великое будущее.
Я решила, что мне тоже суждено великое будущее. Мне было мало славы корреспондента «Трилистника», еженедельника, издававшегося в Дандерри, и я готовилась покорить мир большой журналистики.
«Шлите нам рассказы о вашем городе!» — призывал один из маминых журналов, из тех, где учат делать заварной крем и маски для лида. Журнал предлагал за это пятьдесят долларов. Боже мой, пятьдесят долларов! Да у меня уйма рассказов!
Я тайком напечатала на машинке пять страниц через один интервал. Используя максимум прилагательных, которые я отыскивала в огромном переплетенном в кожу словаре, я поведала, как Ронни подстрелил оленя и расплатился с дядей Калли. Попутно я сообщила о том, как дедушка стрелял японских солдат, а папа застрелил моего обожаемого Герберта. Рассказ мой был о том, что в моем родном городе те, кому кого-то приходится подстрелить, очень по этому поводу переживают. И поэтому все мы — очень хорошие люди.
Редакция журнала находилась в Нью-Йорке. Я написала золотыми чернилами адрес и украдкой опустила конверт в почтовый ящик. Ответ не заставил себя ждать.
Уважаемая мисс/миссис Малоуни!
Вашей работе не хватает мастерства и отточенности стиля.
Из-за машинописи в один интервал и множества опечаток рассказ читать практически невозможно. Будучи по происхождению японкой, я сочла ваше сравнение японских солдат с быком оскорбительным. Желаю вам дальнейших успехов.
Джейн Такахаси, редактор
Это был жестокий удар. Я порвала рассказ на мелкие кусочки, а потом их сожгла. Ронни то ли учуял запах дыма, то ли почувствовал, как я несчастна. Он нашел меня за курятником. Лицо у меня опухло от слез.
— Что случилось, Птичка? — спросил он встревоженно.
— Ничего. Уходи. Я размышляю.
— Может, поразмышляешь вслух?
Я, не в силах сдержаться, всхлипнула еще пару раз, а потом все ему выложила.
— Ты написала обо мне? — спросил он.
— Ну да, только дала тебе другое имя.
— И какое же?
— Дирк Деблейн. — Он уставился на меня в изумлении. Я сникла. Мне это имя казалось таким романтичным. — Тебе оно не нравится, — грустно констатировала я.
— Нет, очень нравится. Про меня никто никогда не писал рассказов. — Он задумался. — А почему ты обо мне так написала?
— Потому что это... это романтично. — Щеки у меня пылали. — Мне скоро десять. Мама говорит, что я смогу встречаться с мальчиками, когда мне будет шестнадцать. Так что до нашего первого свидания тебе придется подождать шесть лет.
— Огромное спасибо, — сказал он сухо.
— Ноу тебя будет полно дел. Ты поступишь в колледж.
— Может быть. Насчет колледжа я еще не решил.
— Обязательно поступишь. А потом и я поступлю в колледж, и, когда я его закончу, мы с тобой отправимся путешествовать.
— Как скажешь, Птичка.
Я взглянула на него исподлобья.
— Наверное, нам тогда придется пожениться. Чтобы экономить на отелях.
— Я заработаю кучу денег, — сказал он серьезно и уверенно. Но в уголке его рта пряталась улыбка. — Мы сможем позволить себе снимать два номера. И нам не придется жениться.
— Я лично ничего не имею против. Если, конечно, ты не женишься на ком-то другом.
— Этого в планах нет.
— Так тебе не нужны подружки? — спросила я придирчиво.
— Остынь. В ближайшее время я не собираюсь ни' с кем встречаться.
— Слушай, не делай из меня дурочку. Я отлично вижу, как ты смотришь на девчонок, которые крутятся вокруг Хопа с Эваном. И как они на тебя смотрят. У них уже выросла грудь, а у меня нет. Вырастет еще, ты только подожди.
Ронни нахмурился.
— Ты... ты не девчонка. Ты — Клэр.
— А зачем ты на них пялишься?
— На них интересно смотреть. Только хлопот с ними слишком много.
— А со мной — никаких хлопот. И я тоже интересная.
— Это совсем другое. — Он взглянул на меня серьезно и добавил: — Только не говори никому, что я твой парень. Все совсем не так.
— А как?
Он смотрел на меня долго и пристально и наконец сказал:
— Ты — все хорошее, что я могу себе представить.
— Что? — В груди у меня стало тепло-тепло.
— Ты дала мне шанс. Шанс, которого у меня никогда не было, — сказал он. — Когда-нибудь люди будут прислушиваться к твоим словам. Тебе обязательно надо писать. Ты должна говорить за нас, за тех, кто не умеет ничего выразить словами.