Потом он швырнул меня на грязный, липкий пол, а сам повалился сверху. Он завел мне правую руку за спину, у меня в плече что-то хрустнуло, и стало очень больно. Он содрал с меня комбинезон и сунул руку мне между ног.
Я понимала только одно — происходит что-то кошмарное, безумное, страшное, из-за чего весь мир станет для меня совсем другим.
Потом я услышала шум. Кричал Ронни, кричал дико, яростно. Что именно происходило, я не знаю. Грохот, стук, удары. Вдруг я поняла, что на меня ничто больше не давит. Вопли и ругань Большого Рона. Ронни тащит меня по грязному полу.
Я слышу слова Большого Рона:
— Только посмей поднять на меня руку, я тебя...
И тут прогремел выстрел.
Стоны, крики... Я перевернулась и посмотрела... Господи!
Я впервые видела человека с простреленной головой.
Ронни подполз ко мне. У меня нестерпимо болела рука, и я на какое-то время потеряла сознание. Когда я очнулась, мы были уже во дворе. Ронни, склонившись надо мной, повторял сквозь слезы:
— Клэр... Клэр...
На все это смотрели с небес Господь и ангелы Его. Почти взрослый мальчик и десятилетняя девочка с окровавленными лицами сидели рядом, и не было во всем мире места мрачнее и страшнее.
И кругом тишина.
Что происходило дальше, я помню смутно — наверное, еще не отошла от шока. Только никогда раньше я не видела бьющуюся в истерике маму и рыдающего навзрыд папу.
Нас с Ронни отвезли к дяде Маллори. Ссадины, синяк под глазом, вывихнутая рука — я спокойно вытерпела все процедуры, почти ничего не почувствовав. А потом мама с отцом меня раздели, и я поняла, что дядя Маллори хочет осмотреть меня ниже пояса. И тут я разрыдалась. Мне пришлось улечься на стол, и мама, плача, держала меня за руку.
Когда меня одели, дали какое-то успокоительное и перевязали руку, отец отнес меня в приемную, где сидел Ронни, посмотревший на меня с невыносимой тоской. Я смогла только помахать ему здоровой рукой.
— С ней все в порядке? — хриплым голосом спросил Ронни.
— Да, — ответил отец коротко и сурово.
Меня отвезли домой и положили в родительскую спальню. Прабабушка уже была в постели. С ней сидела бабушка Элизабет, и они пили грушевую настойку.
Все родственники, едва узнав о случившемся, приехали к нам. Первым появился шериф дядя Винс со своими помощниками, они увели Ронни в гостиную и закрыли за собой дверь.
Сквозь тревожное полузабытье я слышала, как мама плачет и приговаривает:
— Девочка моя, бедная моя девочка...
— Она у нас настоящий боец, — сказал папа. — Хорошо, что ее не... Что Большой Рон ее не... — Голос у папы дрожал.
— Он бы это сделал, — сказала мама. — О Господи!
— Ронни меня спас, он ничего плохого не сделал, — бормотала я время от времени, и дедушка, догадавшись, что меня так беспокоит, шепнул:
— Не волнуйся, лапушка моя. Ронни не посадят в тюрьму. Он поступил правильно.
Вот и хорошо. Значит, теперь мы можем просто забыть про Большого Рона и жить, как жили. Слава Богу! И я, успокоившись, заснула.
— Где Ронни? — Это было первое, что я спросила, проснувшись. За окном уже стемнело.
— У себя в комнате, — ответила мама, гладя меня по голове.
— Я хочу его видеть. Мне очень нужно его увидеть.
— Не сейчас. С тобой хочет поговорить дядя Винс, — сказал папа. — Если, конечно, ты сможешь. Это необязательно.
— Мне все равно. А почему ты злишься на Ронни?
— Я не на Ронни злюсь, а вообще. Потому что ты пострадала, радость моя.
— Но Ронни ничего плохого не сделал! Он приехал мне на помощь.
— Радость моя, ты только о Ронни сейчас не беспокойся.
— А когда мне можно будет о нем беспокоиться? — Я все еще была не в себе.
— Моя бы воля, так никогда, — сказала мама.
Мама помогла мне надеть ночную рубашку и розовый махровый халат, а еще дала лекарство, и теперь у меня вообще ничего не болело. Папа отнес меня вниз, в гостиную.
Увидев на диване дядю Ральфа, я поняла, что положение серьезное. Если из Атланты приехал дядя Ральф, значит, семье понадобился совет юриста.
Папа усадил меня к себе на колени, и я взяла маму за руку. Шериф Винс уселся напротив и попросил меня рассказать в точности, что произошло. Я рассказала, потом повторила еще раз. Он слушал и делал пометки.
— А теперь сосредоточься, — попросил Винс. — Что сказал Большой Рон перед тем, как ты услышала выстрел?
— «Только посмей поднять на меня руку, я тебя...», — повторила я.
И тут до меня дошло, чего именно он от меня ждет и что я могу сделать для Ронни. Посмотрев Винсу прямо в глаза, я сказала:
— Мистер Салливан закричал: «Только посмей поднять на меня руку, я тебя убью!»
Одно слово. Это все, что мне нужно было произнести. Винс вздохнул с облегчением:
— Ты уверена, что он сказал именно так, Клэр?
Я усердно закивала:
— Сначала я забыла. А теперь вспомнила. Именно так.
— Это все решает, — объявил дядя Ральф. — Вопросов об оправданности действий не встает. Дело закрыто.
— Ронни нельзя сажать в тюрьму! — закричала я. — Он ни в чем не виноват.
— Не шуми, — сказал Винс. — Ничего ему не грозит.
— Точно? — Я взглянула на маму с папой.
— Его не посадят в тюрьму, — сказал отец, глядя в сторону.
— Мам?
— Честное слово, — кивнула мама, прикрыв лицо рукой.
— Отлично. Тогда я пойду с ним повидаюсь.
— Нет, — сказала мама. — Ему нужно отдохнуть.
Что-то в этом было странное, только я никак не могла понять, что именно.
Той ночью в Салливановой ложбине случился пожар. Тело Большого Рона, его трейлер со всем скарбом, его старый грузовик — все сгорело. Конечно же, не случайно. Сделали это отец, мои братья и прочие родственники, но никто об этом вслух не говорил.
На следующее утро отец пригнал бульдозер, который сгреб все, что осталось от Большого Рона, в овраг на краю ложбины. Потом овраг присыпали землей и посадили там виноград. От Салливана из Салливановой ложбины не осталось и следа.
Папа хотел, чтобы и от Ронни следа не осталось.
Но об этом я узнала позже.
— Где Ронни? — спросила я на следующее утро.
За столом на кухне были только отец и мама. В доме стояла странная тишина.
— Они с дедушкой пошли на Даншинног, — ответил папа.
Я заметила, как они с мамой украдкой переглянулись.
— Зачем?
Мама стояла за моей спиной и гладила меня по голове.
— Просто поговорить, — ответил папа отрывисто.
— Холт, умоляю тебя! — сказала мама. — Не надо с ней сейчас разговаривать.
— Она все понимает. И она должна знать. Клэр, мы хотим решить, что для Ронни лучше.
— Я пойду к ним на Даншинног, — прошептала я. — Я должна ему помочь. Потому что это из-за меня он застрелил Большого Рона.
Я не смогла пойти на Даншинног. Я не смогла помочь Ронни именно тогда, когда была ему нужна. Мне пришлось отправиться обратно в кровать. Я так переживала из-за Ронни, что ни о чем другом и думать не могла.
Днем на ферме появилась Дейзи Макклендон. Я слышала, как она кричала во дворе — кричала о ревности, ревности к Салли, из-за которой Ронни убил Большого Рона, о том, что Большой Рон никогда бы не обидел маленькую девочку, и о том, что мы все настроили Ронни против собственного отца.
Салли дала еще один повод для сплетен: она собрала вещи, взяла своего сынишку Мэтью и ночью уехала, не сказав ни Дейзи, ни остальным сестрам куда. Поползли слухи о том, кого и в чем обвиняла Салли. Остановить их было невозможно, как невозможно было переубедить всех и вся, считавших, что я едва выжила, что меня чуть не изнасиловали и что шрамы у меня останутся на всю жизнь.
Но я тогда ничего об этом не знала, потому что была пленницей в родительской спальне, меня кормили успокаивающими лекарствами, от которых я если не спала, то грезила наяву. Папа с мамой решили для моей же пользы на время укрыть меня от мира.