Услышав внизу чьи-то громкие голоса, я выползла из кровати и тихонько спустилась по черной лестнице к кухне.
— Это не наказание, — раздался папин голос. — Это не тюрьма. Это приют при методистской церкви. Они хорошие люди. Поживешь там немного, пока все не уляжется.
— Я для вас недостаточно хорош. — Ронни говорил резко и горячо. — И никогда хорош не буду. Даже если вы понимаете, что я сделал то, что должен был сделать, вы все равно про себя думаете: «Его отец хотел сделать с Клэр нечто ужасное. Злу не место в нашем доме».
— Рон, за пределами этого дома все тебя подозревают, — сказала мама. — Постарайся понять нас правильно.
— Я вам так доверял. Я работал, как мог. Вы не можете меня услать прочь. Не можете!
Услать прочь?!
Я ворвалась на кухню, крича сквозь слезы:
— Что вы хотите с ним сделать?
Там были мама, отец, Джош, Брейди, дедушка и бабушка. А между ними стоял Ронни, одинокий и беззащитный.
Выглядел он ужасно. Лицо его застыло, как маска, а в глазах были такие тоска и отчаяние, что у меня все внутри перевернулось. Я бросилась к Ронни, обняла его здоровой рукой. Он опустился на колени и прижался ко мне.
Слез не мог сдержать никто.
— Ты можешь писать ему, Клэр, — сказала мама.
— Не отсылайте его! Это несправедливо. Ведь мы все — его семья.
— Это ненадолго, — сказал отец хрипло. — Всего на несколько месяцев. Даю тебе честное слово, Рон.
— Если он уедет, я умру, — сказала я сквозь слезы.
— Все будет хорошо, радость моя, обещаю, — сказал отец, взяв меня за руку. — Ну, пойдем, тебе надо отдыхать.
Но я не хотела уходить. Я смотрела на Ронни.
— Я не дам отослать тебя отсюда. Ну, скажи им! Скажи, что любишь меня и мы поженимся, когда вырастем.
Наверное, это мое заявление все окончательно и решило. Когда он наклонился ко мне и прошептал: «Я никогда тебя не забуду. Ничего не забуду», я поняла, что он уедет и ничего с этим поделать нельзя.
Я коснулась своими распухшими губами его губ. Он не ответил на мой поцелуй. Он словно окаменел.
Что мы тогда наделали! Из-за нас он снова остался один — один против всего мира.
На следующее утро отец с дядьями его увезли.
Его комната опустела. Я не слышала его голоса, не видела его улыбки. Никогда прежде мне не было так тоскливо и одиноко.
Мама дала мне адрес приюта. Я собиралась написать ему, как только заживет рука, а пока что сидела, смотрела в окно и думала о том, как напишу: «Все потихоньку забывают о случившемся. Никто этого уже не обсуждает. Когда ты вернешься домой, мы с тобой тоже не будем об этом говорить».
Через неделю я написала первое письмо. Прошла еще неделя, но ответа не было. Что-то в нашем доме было не так, мне казалось, что от меня что-то скрывают.
— Я ему просто позвоню, — сказала я наконец. — Хорошо?
Несколько дней родители меня отговаривали, а потом рассказали правду: на второй день он сбежал из приюта.
Но я не верила, что он исчез навсегда. Я продолжала ему писать. Все лето я ждала от него весточки. Все в доме чувствовали свою вину и жалели о случившемся.
По совету дяди Ральфа мои родственники наняли частного сыщика. Шериф Винс разослал сообщения шерифам и начальникам полиции других штатов. Салли Макклендон с сыном тоже искали. Но тоже безрезультатно.
Дедушка, который за лето очень сдал, как-то осенью наконец взял меня с собой на Даншинног. Перед этим я несколько месяцев не выходила из дому. Я уселась на склоне и зарыдала, и дедушка ласково погладил меня по голове.
— Посмотри, что я принес, — сказал он и вытащил из кармана несколько ростков. — Мы с тобой здесь кое-что устроим, Клэр Карлин. Это же наше место.
Наперстянки. Ронни отправили в приют, когда цвели наперстянки.
— Давай немного поколдуем, — сказал дедушка.
Он верил, что Ронни когда-нибудь вернется, если наперстянки укажут ему путь. Мы с дедушкой посадили их на лугу.
Как-то вскоре после нашего похода на Даншинног я проснулась на рассвете. Было холодно, мне приснился дурной сон, и я почему-то подумала, что Ронни сейчас тоже где-то мерзнет, что он может умереть, а я ничем не могу ему помочь.
Я спустилась вниз, взяла мамины ножницы, вернулась к себе в ванную и остригла волосы почти под корень.
Утром мама пришла звать меня к завтраку, взглянула на мою голову, села на пол и уронила голову на руки. Вскоре наверх поднялся и отец. Мама так и сидела на полу, а я смотрела на них обоих ледяным взглядом. В душе моей было холодно и пусто. Отец устало опустился рядом с нами и сказал:
— Все образуется. Мы будем его искать.
С тех пор много воды утекло.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Февраль 1983 года
Дорогая Клэр!
Я пишу тебе письма и не отправляю их. Может быть, тебе и не нужно обо мне ничего знать. Или не хочется. Когда твои родители послали меня в приют, ты была еще совсем маленькой и очень из-за меня переживала. Я не испытываю ненависти к твоим родственникам. Я никогда больше не смогу им доверять, но зла на них не держу.
Я читал все твои статьи. У тебя дар слова. По ним видно, что ты давно не ребенок. И я тоже. Если бы ты меня сейчас увидела, ты могла бы подумать, что я по-прежнему грубоват, только вырос и выгляжу прилично. Мне тут пришлось несладко, но я выкарабкался. Есть люди, за которых я несу ответственность. Как рассказать тебе о том, как странно все вышло?
Мне было очень нужно тебя увидеть. Я, как дурак, потащился в Джорджию. Хотел найти тебя в колледже. Меня самого образование не интересует. Правда, я читаю. Как обещал тебе. Читаю, думаю, учусь, зарабатываю деньги. Прислушиваюсь к умным людям. Ты меня этому научила. И ты знаешь меня, как никто. Всегда знала.
Я просто ждал около общежития. Увидел, как ты прошла по двору. Мне хотелось посмотреть, какой ты стала. У тебя такая легкая походка. И эта прическа — она тебе очень идет. Я думал, больше никогда не увижу этих рыжих волос. Ты замечательно выглядела. Тебе уже девятнадцать. Даже в мечтах я не представлял тебя такой красивой.
Достаточно было одного взгляда, и мне так захотелось обнять тебя. Поцеловать. Мне хотелось увезти тебя, хотелось любить тебя, услышать, как ты называешь меня по имени, увидеть твою улыбку. Это все глупости. Ты выросла, да и мне пора вырастать.
Прости, что я приехал и смотрел на тебя украдкой. Оказалось, это очень тяжело. Больно.
Но я буду следить за тем, как ты живешь. Во всяком случае, читать твои статьи. И если я когда-нибудь тебе понадоблюсь, я это пойму. И приеду. Обещаю.
Рон
Глава пятая
Жизнь идет по кругу, но круг этот так велик, что ты этого не замечаешь, пока не возвращаешься к какой-то вехе, к воспоминанию о чем-то важном и дорогом, о том, что, казалось, давно оставлено позади.
Ласковым мартовским утром 1995 года я шла по переулку вдоль здания джэксонвиллской «Геральд курьер». Утренний выпуск еще лежал на лотках. Рядом с передовой была врезка:
ТЕРРИ КОЛФИЛД: ОТ СТРАХА К НАДЕЖДЕ
Ее история, история униженной жены, которая нашла в себе силы быть смелой и победила, тронула сердца многих наших читателей. Терри Колфилд мечтает о светлом будущем, рассказывает наш корреспондент Клэр Малоуни, написавшая о ней серию статей.
Терри Колфилд воспитывал дядя, который бил ее, потом ее бил и унижал муж, с которым она наконец развелась. Терри Колфилд было всего двадцать два года, она была запуганной, подавленной женщиной, которой очень хотелось хоть кому-нибудь рассказать о своих несчастьях.
Я встретила ее, когда работала над статьей о программах помощи женщинам, подвергшимся насилию. За шесть месяцев я написала о ней шесть статей, после чего она прославилась на весь север Флориды, а мои статьи перепечатали еще несколько американских журналов.