— Это, — он обвел рукой всех присутствующих, дом, долину, Даншинног, — было для меня самым дорогим в жизни. Дорого и сейчас. Но теперь все будет иначе — на моих условиях.
— Ах вот как! — воскликнула я. — Зря ты так говоришь. Человеческие отношения строятся не на чьих-то условиях.
Он коснулся рукой моей щеки, взглянул на меня так, будто своим непониманием я предала его, и направился к машине.
Я кинулась за ним.
— Хочешь ты этого или нет, но ты по-прежнему член этой семьи. И ты должен найти силы всех простить! — крикнула я.
Костыль зацепился о камень, и я упала. Мама вскрикнула, отец побежал ко мне. Рон его опередил.
— Осторожнее! — сказал он, положив мне руку на плечо.
— Не прикасайся ко мне! Мне не нужна ничья помощь. Даже твоя.
— Посмотри на меня, — сказал Рон.
Я взглянула на него в упор.
— Я не могу за тобой гоняться, — сказала я.
— Тебе придется. Иначе ты так и просидишь в кресле на веранде. — Он обнял меня, притянул к себе и сказал на ухо: — Помнишь, сколько раз я попадал в беду, сколько раз меня обижали, сколько раз я оказывался один против всех?
— Это совсем другое.
— Хочешь так и остаться беспомощной?
— Нет.
— Тогда подымайся. У тебя получится.
Я ухватилась за его руку. Не сводя с него глаз, я уперлась одной ногой в землю и, качаясь, попыталась встать. Он потянул меня вверх, и я, напрягшись, как могла, поднялась.
Я стояла сама. Без костылей. Голова кружилась, лоб был в испарине, но я стояла.
— Я хочу прочитать все письма, которые ты мне написал, — сказала я. — Привези их.
Он усмехнулся.
— Если тебе нужны письма, приходи за ними на озеро. — Он не уступал. — Ты знаешь, где меня найти.
— Да, — усмехнулась я. — Впервые за долгое время.
Я смотрела вслед его машине, и на душе у меня было тяжело и тоскливо. А за моей спиной стояли отец с мамой, взволнованные, но исполненные решимости.
В этом году мне исполнилось тридцать, и я положил в банк свой первый миллион. Как тебе это, Клэр? Думаю, ты этого и ожидала. Деньги — это власть. Надеюсь, ты бы мной гордилась. Кругом большие дела, большие люди, большие деньги. Приемы, встречи, женщины...
Когда-нибудь я тебе о них расскажу. Все, что ты захочешь узнать. А ты мне расскажешь о своих мужчинах. И больше об этой странице нашего прошлого мы никогда говорить не будем, потому что все это было просто от одиночества и тоски.
Странное занятие — писать тебе письма. Никто из тех, кто знает меня теперешнего, не поверит, что я настолько сентиментален. Впрочем, меня настоящего они и не знают.
Несколько дней я почти не могла ходить. Правое колено распухло так, что до него было больно дотронуться. От перенапряжения ныли все мышцы. А сама я была напугана, взволнована, но изо всех сил старалась держаться.
Мне хотелось заставить Рона приехать. Столько лет я думала о нем, волновалась, переживала, а он наблюдал за мной со стороны и не давал о себе знать. Да как он смел!
Я смотрела на Даншинног, не появится ли снова костер. Но его не было. Это меня почти радовало. Он ждал, что я пойду за ним, как ходила за ним в детстве. Что я уйду от своей семьи. Я боялась, что он предложит мне уехать с ним.
И что он думает, что рано или поздно я на это соглашусь.
Рон привез бригаду строителей, которая занялась перестройкой хижины на озере Десяти Прыжков. Дядя Элдон рассказал нам об этом в тот самый день, когда продал их бригадиру целый грузовик досок, труб и цемента.
Строители расчистили и засыпали гравием дорогу к хижине, а на повороте с шоссе поставили железные ворота.
— Как это прикажете понимать? — возмущался отец. — Рон что, решил указать нам наше место? Что ты будешь делать с этими воротами?
— Что ты будешь делать с Роном? — уточнила мама. — Здесь он не появится, это ясно.
— Я не иду к нему, потому что боюсь, что добром это не кончится, — сказала я, сама удивляясь собственной нерешительности. — Боюсь, он поставит меня перед выбором. И я не знаю, каким он будет, этот выбор.
Меня осенило. Я пошлю ему еду, как посылала когда-то.
Я попросила Хопа с Эваном доставить на озеро коробки с припасами, которых ему со строителями хватило бы на неделю. Это было вместо извинения. Я хотела этим выразить то, что не могла сказать словами.
А еще я перерыла вещи, привезенные из моей квартиры во Флориде, и нашла огромный дорожный атлас. Все крупные города каждого штата были обведены в кружок.
Я положила атлас в пакет и приложила к нему записку.
Я потратила кучу лет и Бог знает сколько денег, обзвонила каждый из отмеченных городов в поисках Рона Салливана. Ни один из них не был тобой. А сейчас — это на самом деле ты?
— Что он сказал? — спросила я братьев, когда они вернулись с озера.
— Похоже, он был доволен, — ответил Хоп. — Я сказал ему, что зря он привез людей со стороны, что мы с Эваном нашли бы ему строителей, но он только пожал плечами. Ты бы видела, сколько они успели за неделю.
— Он так и сказал, — вмешался Эван. — «Пусть она приедет и сама посмотрит. Я хотел, чтобы нам было где пообщаться. Все почти готово». Да, он еще передал тебе вот это. — И Эван протянул мне большой пухлый конверт.
Я вскрыла его и достала кожаную папку с бумагами. Первым мне на глаза попался незнакомый адрес в Сиэтле. Почему именно там? Хоп и Эван заглядывали мне через плечо.
Земля. Дома. Квартиры. Покупка, продажа, сдача внаем. В разных городах, в разных штатах.
— Боже мой! — поразился Хоп. — Похоже, это отчет о его капиталовложениях.
— Он хотел показать, чего он теперь стоит, сестренка, — пояснил Эван. — Да, парень состоятельный.
Там была и записка.
Это мой подарок в ответ на твой. Так что следующий подарок снова за тобой. Я не забыл ваших семейных традиций.
Я хочу выманить тебя из этого дома, Клэр. Ты должна приехать сюда и сама во всем разобраться. Я — на самом деле я.
Я достала доску, на которой он вырезал наши имена, завернула в бумагу, перевязала ленточкой, и Хоп отвез ее Рону вместе с запиской.
Твое резюме мне не нужно. Я не хочу знать, сколько у тебя денег. Я хочу знать, как жил тот мальчишка, который вырезал на этой доске наши с ним имена. Все остальное меня не интересует. Приезжай сюда и привози свои письма.
На следующий день я встала на рассвете, надела халат и спортивные тапочки и вышла на застекленную террасу, где занималась на тренажере.
Следом за мной туда пришел Джош, приехавший поздно ночью из Атланты. Мы поздоровались. Он с чашкой кофе уселся в кресло и рассказал, что у него вся следующая неделя забита. У него была в доме своя комната, но он проводил здесь всего несколько дней в месяц, а остальное время работал в Атланте или был в разъездах. Он собирался баллотироваться на пост вице-губернатора штата.
— Как бы Рон не натворил дел, — сказал он наконец. — Он сделал себе состояние, но деньги — это одно, а семья — совсем другое. Семьи за деньги не купишь.
— Не читай мне нотаций, братец.
— Для мамы с папой так важно, что ты вернулась домой. Я не хочу, чтобы из-за вас с Роном наша семья распалась.
— Я не собираюсь рушить нашу семью. Рон показал нам, кто мы такие на самом деле, — сказала я, отдышавшись после очередного упражнения. — Он показал, что в нас хорошего и что плохого. Пора нам доказать ему, что мы переменились к лучшему.
— Ты меня считаешь лицемером?
— Наоборот. Я думаю, ты изо всех сил стараешься поверить, что мир не прогнил окончательно. Поэтому боишься даже с дочерью общаться. Боишься к кому-нибудь привязаться.
— Не уходи от темы. Что ты собираешься делать с Роном?
— Я собираюсь сделать все возможное, чтобы убедить его, что он все еще член нашей семьи.
— Ты говоришь так, будто намерена прожить с ним всю жизнь. Он — чужой человек, Клэр.
— Он никогда не был мне чужим. И не будет.