— Благородная кровь не делает сердце благородным. Но наставник научил меня уважать иерархию и долг. Простите господин, если мое присутствие — скверна в этом священном месте. Я не знал, что здесь служит дух столь высокой добродетели.
— Здесь не служат, — перебил он спокойно. — Здесь продолжают служить. Ибо приказ о смене не был получен. А приказ — святыня. Закон не умирает, если существует тот, кто служит.
Он обернулся к пустому залу и обвел это место рукой.
— Тысячу лет я охранял порядок, подчиняясь Министерству Обрядов и Управлению Горных Тюрем. Эти шахты были опасны для живых, но необходимы для Империи. Лишь заключенные и добровольцы могли добывать нефрит в таких глубинах. Только драконорожденный имел право возглавить такую тюрьму. И тысячу лет здесь не было ни одного.
Он повернулся ко мне вновь. Его взгляд больше не пронзал — он обнимал. Его темный огонь стал таким теплым, что я удивился.
— И вот ты. Молод, ранен, дерзок. Но ты не дрогнул. Ты не только владеешь оружием. Еще твой ум остер как бритва. Я вижу в тебе того, кто может удержать незыблемый порядок. Кто не посмеет пренебречь Уставом, но и не даст ему стать петлей на шее. Но согласно закону, если приемника официально не назначили, а управляющий уже не может справляться со своими обязанностями, то он он может передать печать. Согласно закону, это происходит согласно ритуалу.
Он медленно подплыл ко мне нарушая обычную дистанцию меу старшим и младшим.
— Ты драконорожденный. Твоя кровь дает тебе возможность получить мою печать. Но не освобождает от испытания. Чтобы стать преемником — ты готов пройти испытание Тела, Разума и Духа. Как завещали предки?
Он вытянул руку. На его ладони вспыхнули пять тусклых символов — Дерево, Огонь, Земля, Металл, Вода. Каждый — мерцал, будто тлел на границе миров. А потом они встроились в великую триаду составляющую саму суть нашей империи — Единство, Дисциплину, Силу
— Пройди их — и я исполню долг. Отдам печать и исчезну. Не ради покоя — ради завершения службы.
Он опустил руку, и комната снова замерла.
— Готов ли ты? Или вернешься наверх и позволишь хаосу снова обвить корни порядка?
Я медленно выпрямился понимая, что это мой шанс. Боль в теле не утихала, но голос звучал твердо:
— Я пришел за выживанием. Но, кажется, нашел смысл. Если это — мой путь, то я его приму. И пройду.
Чиновник не ответил. Но я впервые заметил, как в глубине его чернильных глаз на миг дрогнул свет.
Я стоял посреди кабинета, наполненного тишиной, тяжелой, как свинец. Призрачные стражи расступились по взмаху его руки. Отныне я не нарушитель, отныне я часть иерархии.
В задумчивости чиновник наблюдал за мной, молчаливый, величественный, одетый в одеяние, чье полотно колебалось от потоков мертвой эссенции.
— Ты не первый, кто спускается, — произнес он наконец, голосом, в котором слышались пергамент, чернила и колокольный звон.
— Но, быть может, первый, кого вы удостоили беседы, достопочтенный, — отозвался я, склоняя голову и переходя на архаичный, отточенный язык, которому учил меня Наставник. — Кровь моя не подделка, и я слышу зов долга. Отныне я готов внимать знанию старших.
Он кивнул. И это было началом.
— Закон требует смены, — сказал он. — Ты — первый драконорожденный, ступивший в эти залы за тысячу лет. Моя душа связана контрактом службы. Чтобы я мог уйти, ты должен доказать, что достоин. Не словом, ибо они прах, — делом. Первое испытание будет Силы.
Пол под моими ногами исчез. Или, может, просто растворился в пустоте. Я падал — не вниз, а внутрь. Мир распался, как треснувшее зеркало, и вновь собрался, но теперь — в другом облике.
Я стоял в зале суда.
Высокий потолок исчезал во мраке. Передо мной — массивное кресло судьи, вырезанное из черного камня, на спинке которого сиял знак министерства горных тюрем. На полу — две дорожки из мозаики, ведущие к помосту. Слева — дверь, за которой стояли узники. Справа — дверь, откуда могли выйти воины. А между ними — весы.
Я понял, в чем суть.
Сила — ничто, если не умеешь ее направить. Власть — яд без меры. Чиновник не обязательно должен быть воином, но он должен уметь применять силу. Это испытание было не про бой. Это был суд.
— Перед тобой трое, — раздался голос призрака, но уже не из зала, а прямо из моего сознания. — Один убил, но защищая другого. Второй — солгал, чтобы спасти свою жизнь. Третий — украл, чтобы выжить. Один должен умереть. Один — быть прощен. Один — отправлен в каторгу. Реши. Но знай: выбор твой изменит тебя. И ты не сможешь угадать, кто кто.
Передо мной появились трое. Лица их были закрыты черными платками. Я не чувствовал от них зла — лишь страх. И ожидание. Молчаливое, как у статуй.