— Проклятие активировали через кровь, — сказал я спокойно. — Через твою кровь.
Ксу чуть нахмурилась, и это было единственное, что показывало ее беспокойство.
— Это невозможно, — произнесла она твердо. — Я не касалась гребня окровавленными руками. Никогда. Погоди, он пришел в коробке, с лентами. Я сама ее не открывала. Пораниться о гребень я точно не могла — иначе бы запомнила. Каждый драконорожденный с самого детства знает, что кровь — это власть. Поверь, я бы не допустила подобную оплошность, даже если бы это был подарок от близкого человека.
— Он был активирован, — повторил я еще раз. — Через твою кровь. Это единственное, что я могу сказать точно. Возможно, специалист найдет что-то еще, но я нашел то что нашел. Большего сказать не могу.
Молчание повисло на пару ударов сердца. Я дал ей время подумать и вспомнить.
— Подожди… — прошептала она, и я увидел, как в ее взгляде начала складываться версия. — В те дни, когда я была в Облачном городе, я тренировалась в мастерской. Училась работать с нефритом. Там был новый резец — тонкий, как волос, и острый как бритва. Я поранилась. Неглубоко, но крови было много. Мы перевязали.
— А потом ты взяла в руки гребень? — уточнил я.
— Нет. Повязка была на руке. Я держала его одной рукой. Правой. А порезан был палец на левой руке. — Она почти обиделась на мою неуверенность. — Бинт не промок. Я сама проверяла.
— Кто перевязывал?
— Я. Потом Тань Цзин поправила бинт. Он соскользнул за чаем. Она подошла, подтянула его и сказала, что возьмет в прачечную, чтобы постирать. Сказала, кровь плохо вымывается, если оставить ее надолго.
— Ты ее видела после этого с бинтом в руках?
— Нет, — коротко. — Это ее работа. Я не придаю значения таким мелочам. Она с нами с детства. Служила моей матери.
— Не заметила ничего странного? Пятен, запаха, тяжести в пальцах?
— Только… — Она замолчала, затем тихо продолжила: — Только после чая была головная боль. Тупая. И легкое чувство опустошения. Я подумала, что это просто усталость.
Я закрыл глаза. В голове выстраивался механизм наложения проклятия. Тут работал настоящий мастер. Проклятие не прямое. Кровь не текла на гребень; ее проекцию на него передали. Скорее всего, используя ткань, через ритуал. Возможно — заранее обработанный бинт. Или через проклятый сосуд. Демоны, ну почему я не настоящий ритуалист?
Но заниматься самобичеванием — абсолютно бесполезное занятие. Зато стоило воздать должное наставнику, который заставлял меня изучать все эти древние книги. Не знай я символов на гребне, то не смог бы построить догадки. А если бы он не учил меня базовой ритуалистике, то мне бы пришлось обращаться за помощью к призрачному судье, заплатив за это частью своей человечности.
— Повязку сохранили?
— Ее, скорее всего, постирали и заново использовали. А когда пришла в негодность — сожгли. Старые бинты всегда сжигают, чтобы никто не мог навести порчу. Прачечная внизу, за третьим двором. Если Тань Цзин отдала ее туда, мы ничего не найдем. Если нет…
Я кивнул.
— Тогда начну с прачечной. И поговорю с Тань Цзин. Очень вежливо, если ты не против.
Ксу слегка кивнула. Лицо ее оставалось камнем, но я чувствовал: она вспоминает. Каждую деталь. Каждый вечер. Каждую чашку чая. Каждый взгляд служанки.
Я бросил последний взгляд на двор, где карпы продолжали плавать в невозмутимом водовороте тени и света.
Кто-то знал, как обойти защиту. Кто-то знал, как перехватить кровь. Кто-то знал, что бинт — это все, что нужно. Глубоко вздохнув, я повернулся к подруге и задал ей болезненный вопрос:
— Ты же понимаешь, что все указывает на то, что это провернул кто-то из семьи?
Глава 20
Оставив Ксу думать над моими словами я отправил в прачечную. Жара здесь чувствовалась особенно тяжело — от влажного камня, от пара, от котлов, бурлящих на углях, в которых кипела настоянная на золе вода. Пахло чесноком, старым потом и дымом от сгоревших полений. Прачечная находилась в глубине служебного крыла, за арочной галереей. Спрятанное от глаз высокородных это место хранило свои тайны.
В этом углу дома всё было настоящим: грязь, труд, быстро состарившиеся от постоянной работе с водой руки и сдержанные взгляды, которые тут же прятались стоило мне хоть немного задержать взгляд. Здесь служили те, кого не замечали — пока не понадобятся. Те, кто видел всё, но редко говорил.
Под крытым навесом, на длинной перекладине сушились промытые бинты. Белые, как соль, полоски ткани — будто ленточки на могильных деревьях. Несколько старших служанок заняты были у котлов, скребли бельё деревянными лопатками. Они не обратили внимания на чужака, пока я не остановился перед ними и не сказал ровно: