— Это хорошо, что ты осознал. Ты уже взрослый и учить тебя жизни бессмысленно. Важно, чтобы ты понимал, что стоит на кону. — Он сделал глоток чая, словно думая в какую сторону повести разговор, а потом начал совсем о другом. — По словам учителя Шифу ты был серьезно ранен. Сейчас же по тебе этого не скажешь. Объяснишь как тебе это удалось? — В его глазах был виден неподдельный интерес.
— В обители я получил навык регенерации. И судя по всему остатки эссенции были потрачены именно на него, пока я был в отключке. — Я смотрел ему прямо в глаза и спокойно врал. Каким бы жутким не был этот человек, но в сравнении с призрачным судьей он всего лишь человек. Внутри меня было абсолютно четкое понимание, что рассказывать кому-то о том, что я чиновник призрачной канцелярии очень плохая идея, которая может закончиться тем, что ондна тень стане короче на целую голову.
— Ты счастливчик, младший. Постарайся не распространяться об этом навыке. Он достаточно редок даже среди тех кто прошел перековку, а не пробудился как остальные драконорожденные.
— Благодарю за совет, старший. — Я медленно поставил пиалу на низкий столик, чувствуя, как тепло чая уходит из пальцев. Ветер проскользнул сквозь решетку беседки, колыхнул бумажные занавески, и они зашуршали, словно шепот духов. Несколько мгновений мы сидели молча, и лишь стрекот цикад разбавлял тишину.
— Старший брат, — сказал я наконец, — за пределами этих стен тебя называют Мясником. Говорят, что всякая встреча с тобой равна приговору. Это лишь слухи?
ВаФэй не сразу ответил. Он поднял глаза на ветви сосны, торчащие за крышей беседки, и улыбнулся краем губ, будто прислушиваясь не к моим словам, а к памяти.
— Пусть называют, как хотят, — произнес он наконец. — Я слишком давно перестал спорить с именами. Репутация это такое же оружие как и мой нефритовый посох. Иногда она меч, иногда она удавка, но очень важно уметь использовать ее в своих целях. Люди, которые знают мою репутацию готовы сдаться еще до того как ситуация окончательно накалится. Это экономит для меня множество сил и времени.
Его голос был спокоен, но я чувствовал, как от этих слов по коже пробегает холод. Он спокойно говорил о том, что его боятся уличные преступники, которые не ценят свою жизнь. А это говорит очень о многом.
— Значит, это правда, — сказал я негромко. Чашка с чаем почти остыла.
— Конечно правда, младший. У тебя хорошие источники информации. Думаю старейшинам стоит с тобой обсудить как их можно использовать для выгоды дома. — Чуть задумчиво ответил ВаФэй и в глазах его промелькнуло что-томрачное, больше похожее на зарево пожара в ночи. — Когда-то давно я шел путем мести за близкого человека и перестал считать убитых. С того времени имя прилипло ко мне, как запах крови к стали.
Мы вновь замолчали. Я кивнул показывая, что осознал его слова. Он предостерегал меня от безумной мести или я окажусь на его месте. С подобной же репутацией.
— Тогда позволь спросить: если ты столь страшен для врагов, почему тогда ты заперт в Пределе, словно один из смертников?
ВаФэй перевел взгляд на меня. В этот раз его голос был тверд, как камень.
— Император ограничил мое пребывание личным указом. Я не могу оставаться здесь дольше двух недель, потому что с точки зрения законов империи я преступник, но я совершил свои преступления в рамках традиций и даже император, да живет он вечно, не посмел отправить меня на плаху. На рассвете мне придется уйти. — Он сделал глоток чая и поставил пиалу обратно. — Но ты не останешься один. Старейшина Дома Яньмун уже в пути. Через несколько дней он будет здесь. Он станет твоим прикрытием и голосом семьи.
— Но ведь ты тут куда дольше двух недель, разве я не прав, старший брат? — Я смотрел на него не отрываясь, а он вдруг рассмеялся.
— А ты хорош, младший. Дам тебе рекомендацию в охотники дома. Как говорят там где я родился один раз преступник всегда преступник. После гибели моего отца именно дядя меня воспитывал и учил. За его смерть я обязан отомстить. Не только потому что он один из дома Огненного Тумана. О нет, — Его глаза зажглись фанатичной решимостью. — Он тот кто сделал меня тем кто я есть и мое почтение к нему вечно. Все кто виновен в его смерти должны умереть.
Я смотрел на него и видел в нем себя. Возможно именно поэтому он так легко меня принял. Мы мстили за разных людей, но наши враги были общими. Он не винил меня за мой нож, который прервал жизнь его дяди. Для него я был наоборот избавителем. Боюсь даже представить, что было бы если он посчитал, что я виновен.