Мэй Лин сама прошла суровую школу, служа Тайной Канцелярии. Но даже ей становилось дурно от мыслей, что кто-то в одиночку ведет свою безмолвную, страшную войну с тем, что обычные люди даже не смеют назвать. Мороз пробежал по ее коже, представляя, что же за чудовище в человеческом облике этот настоятель.
— Их политическая сила ослабла, это правда, — продолжал Хонг, и в его тоне прозвучала легкая горечь. — Императоры новых времен предпочитают полагаться на нашу службу, армию и чиновников. Они находят дела магистратов слишком темными и неудобными для своего величия. Предпочитают не видеть грязи, которую те выметают с порога Империи.
Он поставил пиалу на стол с тихим, но четким стуком.
— Но их боятся. Боятся до дрожи в коленях. Потому что их власть совершенно другого порядка. Она не от указа императора. Она от традиций, идущих из глубины веков. Тронуть Магистрата — значит бросить вызов не просто одинокому воину или дому, а всему храму. Поверь, среди живущих найдется мало идиотов, кто решится на подобное. А если решится, то его голова скоро окажется в кедровом ящике, засыпанном толченым нефритом.
И тут Мэй Лин поняла, что хочет сделать наставник.
— Вы хотите просить, чтобы магистраты выбрали Лао в ученики?
— Нет, — резко оборвал ее Хонг. — Не просить. Я приду выразить почтение Старцу в день его рождения. И скромно напомнить о себе и рассказать историю. О том, что в провинции зреет Искажение, которое местные власти предпочитают не замечать, потому что им это выгодно. Что в Облачном городе драконорожденный убивает жреца искажения, а его за это садят в тюрьму и пытаются убить. Если Храм обратит на это свой взор… — он на мгновение замолчал, а потом все же продолжил. — Само его внимание станет защитой для Фэн Лао. Те, кто покровительствует Первому Советнику, не посмеют идти против воли Храма. Даже тени его воли. Вопрос в том, справится ли ученик моего побратима с этим вниманием.
Не успел он произнести эти слова, как в этот момент дверь павильона бесшумно отворилась. Вернулся начальник охраны, и на его лице теперь читалось не только подобострастие, но и глубочайший, животный трепет.
— Ваше Превосходительство, господин Лю будет счастлив принять вас. Прошу, пройдемте за мной.
Широкие двери вглубь торгового дома открылись по едва заметному жесту начальника охраны. Мэй Лин и ее наставник зашли в помещение, больше напоминающее тронный зал мелкого князька из варварских племен. Воздух был пропитан густым и сладким ароматом дорогих благовоний, смешанного с запахом лакированного дерева и старого пергамента. И в центре этого великолепия, поднявшись с низкого дивана, обитого шелком, их ждал хозяин.
Господин Лю был человеком-горой. Его тучное, крупное тело было облачено в роскошный халат из парчи, расшитый золотыми нитями в виде летающих журавлей — символов долголетия и процветания. На его коротких, пухлых пальцах поблескивало как минимум пять перстней с изумрудами и рубинами, а тяжелая нефритовая подвеска оттягивала ворот халата. Его лицо, круглое и лоснящееся от благополучия, расплылось в широкой, подобострастной улыбке, но маленькие, острые глазки-щелочки оценивали их с быстротой и точностью счетовода.
— Господин Хонг! — его голос просто сочился уважением и легким подобострастием, хотя под ними чувствовалась сталь. — Какая неожиданная и неизмеримая честь! Я уж думал, вы совсем забыли о своем скромном слуге, вот и не рискнул беспокоить вас письмом о некоторых изменениях в правилах приема. Прошу, простите мое невежество!
Он склонился в уважительном поклоне. Одного этого жеста было достаточно, чтобы опытный боец понял, что все эти безделушки, дорогие ткани и внешняя пухлота — лишь ширма, за которой скрывается опытный воин. А драгоценные камни, навешанные на него, были хранилищами эссенции.
Хонг ответил на приветствие едва заметным кивком. Его собственная, ледяная вежливость была куда более устрашающей, чем открытая ярость.
— Забыть такого выдающегося коллекционера, как господин Лю, невозможно. Просто дела Империи отнимают много времени.
— О, я понимаю, понимаю! Бремя власти тяжело, — закивал Лю. Его взгляд скользнул на Мэй Лин, и в его глазах мелькнуло любопытство. — И кто же эта прекрасная дева, что освещает своим присутствием мой убогий дом?