Ксу продолжала идти впереди процессии, даже не обернувшись на шум. Она либо не слышала провокационных криков, либо сочла их недостойными внимания. Ее походка оставалась такой же размеренной и торжественной, как в начале пути. Но я видел, как слегка напряглись мышцы ее спины, как чуть сжались кулаки. Она все слышала, все понимала — и держалась силой воли.
Остаток пути до кладбища мы прошли без происшествий. Толпа постепенно редела — не все хотели идти на само погребение. У кладбища остались только самые близкие, члены других знатных домов и те, кому было интересно посмотреть, чем все закончится.
Родовое кладбище дома Цуй в этой провинции располагалось на холме к северу от города. Оно было обнесено невысокой каменной стеной, а вход украшали две статуи драконов — стражей мертвых. Внутри росли древние кедры и кипарисы, их ветви шелестели на ветру, создавая естественную музыку скорби.
Могила была уже готова. Прямоугольная яма, вырытая в точном соответствии с традициями лицом на восток, чтобы дух мог видеть восходящее солнце. Рядом с ямой на треножнике курились благовония, их дым поднимался прямой белой струйкой в безветренном воздухе.
Процессия остановилась у края могилы. Носильщики осторожно поставили гроб на деревянные подпорки, протянутые над ямой. Ксу встала в изголовье, остальные родственники — по бокам. Музыканты замолчали. Наступил самый торжественный момент — последнее прощание.
И именно тогда Сун Хайцюань решил нанести свой финальный удар.
— Подождите, — сказал он, шагнув вперед. Его голос звучал проникновенно, полно скорби. — Прежде чем мы опустим гроб, позвольте мне исполнить древний обычай нашей ветви рода.
Он протянул руку, и я увидел в его ладони небольшой диск из зеленоватого камня. На первый взгляд это был обычный нефритовый амулет — такие часто клали в могилы для защиты духа в загробном мире.
— Камень Прощения, — объяснил Сун Хайцюань, показывая диск собравшимся. — По традиции моих предков, его бросают в могилу, чтобы смягчить сердце усопшей и позволить ей уйти в мир иной без обид на живых.
Слова звучали благочестиво и правильно. Большинство присутствующих одобрительно закивали — кто станет возражать против дополнительной защиты для духа покойной?
Но я видел то, чего не видели другие. Мой взгляд, обостренный годами жизни в тенях, заметил, что диск лежит в руке дяди не той стороной вверх. То, что он показывал всем, было лицевой стороной — с традиционными символами защиты и благословения. Но обратная сторона, которую никто не видел, была покрыта другими знаками. Я не мог рассмотреть их детально с такого расстояния, но опыт подсказывал: если человек прячет что-то, значит, это что-то предназначено для вреда.
А еще я помнил слова Шифу о том, что существует не только Камень Прощения, но и его злобный двойник — Камень Осуждения. Если такой камень ляжет в могилу рядом с гробом, это будет означать вечное проклятие, наложенное самой семьей на усопшую. И на всех, кто так или иначе причастен к ее смерти. Я поймал взгляд Ксу и покачал головой показывая, что не стоит позволять ему вмешиваться в ритуал. Ответом мне был едва заметный кивок.
Какое-то время Ксу стояла неподвижно, ее лицо было совершенно непроницаемым. Но я видел, как напряглись мышцы ее челюстей, как чуть расширились ноздри. Она тоже уже поняла, что происходит.
— Благодарю почтенного дядю за заботу, — сказала она, и ее голос зазвенел в тишине кладбища, как колокол. — Но воля моего отца, главы дома, была предельно ясна: никаких дополнительных ритуалов. Погребение должно быть совершено в строгом соответствии с главным уставом нашего рода, а не с обычаями боковых ветвей.
Она сделала паузу, давая словам дойти до сознания всех присутствующих.
— Прошу вас, сохраните свой камень. Он может пригодиться вам в другой раз.
Это был мастерский удар. Она не обвинила дядю прямо, не назвала его предателем или интриганом. Она просто сослалась на высший авторитет — волю отца, которую никто не смел оспаривать. И одновременно дала понять всем присутствующим, что видит насквозь его попытку саботировать церемонию.
Сун Хайцюань побледнел. Камень в его руке, который должен был стать орудием мести, вдруг стал бесполезной безделушкой. Хуже того — компрометирующим предметом, который выдавал его истинные намерения всем, кто умел читать между строк.
— Но традиции… — начал было он.
— Традиции важны, — перебила его Ксу. — И главная традиция нашего дома — послушание воле его главы. Неужели вы забыли об этом, дядюшка?