Звук приближающихся шагов заставил рефлекторно повернуться, тут же вставая в боевую стойку. Но, увидев, что ко мне приближается главный распорядитель арены — седой мужчина лет шестидесяти, одетый в церемониальный халат цвета индиго с вышитыми золотом драконами, я расслабился. На его поясе висела нефритовая печать — символ власти над ареной драконорожденных, дарованной самим императором. Лицо мужчины выглядело словно скала, веками обдуваемая суровыми ветрами. Кожу прорезали глубокие морщины, больше похожие на разломы в скальной породе. Весь его вид говорил о том, что когда-то он сам с удовольствием лил кровь на арене. И сейчас, когда он смотрел на меня, в его глазах читалось нечто, больше похожее на уважение, смешанное с некоторым беспокойством.
Распорядитель остановился в трёх шагах от меня и медленно, с достоинством поклонился. И что удивительно, этот поклон означал признание, что в этот момент его статус ниже моего. Ничего не понимаю.
— Господин Ли Фэн Лао из Дома Огненного Тумана, — голос старого воина прозвучал торжественно, разносясь по арене несмотря на гул толпы, — от имени Императорской Арены Облачного Города я объявляю вас победителем в поединке драконорожденных против Цуй Жанлиня из Дома Изумрудного Кедра. Великие драконы должны гордиться таким потомком.
Он выпрямился, и его глаза поймали мой взгляд. Честно говоря, мне бы не хотелось сражаться с ним. Взгляд этого драконорожденного больше напоминал острие боевого копья, брошенного с десяти шагов:
— Поединок был проведён согласно древним традициям и правилам, установленным Первым Императором. Ваша победа признаётся законной и будет занесена в анналы арены.
Слова звучали формально правильно, но в них была недосказанность. Возникла неловкая пауза. Распорядитель едва заметно сглотнул, и я заметил, как дрогнули мышцы на его челюсти — явный признак внутренней борьбы. Если столь опытный человек не может держать лицо, то не исключено, что меня ожидают проблемы.
— Однако, — продолжил седой мужчина, его голос стал тише, теперь его мог слышать только я, — арена приносит глубочайшие извинения за то непотребство, которое произошло на священном месте боя. То, что искажённое создание осквернило это поле боя своим присутствием… — он сжал кулаки с такой силой, что костяшки его пальцев побелели, — это позор, который ляжет пятном на репутацию арены на поколения вперёд. Ещё раз приношу извинения как от себя лично, так и от императорской арены.
Я вытер кровь с уголка рта тыльной стороной ладони. Солёный привкус железа растёкся по языку, напоминая о цене каждого неверного движения. В груди полыхало — рёбра. Два, а может, и три сломаны. Каждый вдох отзывался острой болью, словно кто-то медленно вкручивал раскалённый нож между костей. Когда эта тварь успела меня покалечить? Но это уже не важно, сейчас куда важнее понять, что тут происходит.
— Распорядитель, я принимаю извинения и вас, и арены в целом. — Мой голос звучал словно я неделю пил и орал песни в кабаках, но, несмотря на хрипоту, внутри чувствовалась сталь. — Но у меня есть один небольшой вопрос.
Седой мужчина кивнул:
— Говорите, господин Ли. Если это будет в моих силах, то я на него отвечу.
Я обвёл взглядом арену, затем ряды зрителей. Десятки драконорожденных, сотни благородных и аристократов всех мастей. И все они сидели, наблюдая за тем, как парень с двумя ножами сражался с монстром. Ни один из них не пошевелился. Ни один не попытался помочь, кроме брата по учителю.
— Как получилось, — я медленно проговорил каждое слово. Наставник учил, что не стоит повышать голос, когда ты прав. Наоборот, говори тихо и медленно, но очень уверенно. Это заставляет людей прислушиваться к тебе, соглашаясь с твоим мнением, — что никто, кроме одного незнакомца, не пришёл мне на помощь в бою против искажённого? — Голова чуть наклонена вперёд, ноздри едва заметно раздуваются, а глаза больше похожи на узкие бойницы сторожевой башни. Меня учили использовать не только слова, но и тело. Сейчас любой, кто умеет читать язык тела, будет считать, что я полон праведного бешенства. — Разве долг любого драконорожденного не состоит в том, чтобы уничтожать порождения Искажения при первой же возможности? Разве это не было выбито в камне указом Первого Императора?
Стоило этим словам повиснуть в воздухе, как распорядитель снова низко поклонился, на этот раз ещё ниже, признавая свою неправоту: