Диорей скосил глаза. Он был ниже ростом и смуглее большинства своих подчиненных, поседевший, но крепкий, быстрый, с глазами, как серое зимнее небо, на остром морщинистом лице.
— Я бы рад. Клянусь сосками Афродиты, я бы рад. И особенно тебя, почтенный… — Он кивнул Олегу. — Тебя, одетого в чужеземное железо. До нас доходили слухи, что в земле хеттской научились обрабатывать железо, но Великий царь хранит эту тайну для себя. Может, вам известно?.. А! Мы могли бы о многом потолковать. Но что поделаешь, если Посейдон — наш господин. А он бывает гневен, Посейдон, в эту пору, когда близко осеннее равноденствие с его бурями. — Хитроватый взгляд перешел на Улдина, который так и не спешился. — А ты, почтеннейший, что ездишь на спине лошади, а не сзади, в колеснице, я бы отдал жирного вола, лишь бы узнать, зачем тебе это. Неужто в битве ты не свалишься наземь? И ты хочешь взять лошадь с собой на корабль!
— Я с ней не расстанусь! — отрезал Улдин.
— Но ведь кони посвящены Посейдону, не правда ли? — быстро вмешался Рид.
— Верно, верно, да только куда же ее поместить? У нас ведь уже есть парочка овец да голубки, отыскивающие землю. А плыть до дома нам не один день, знаете ли. И еще скажу вам между нами, что плавали мы не одной торговли ради. Так-то так, да не так. Нет-нет, мы приставали в Аварисе и торговали, и люди мои отдыхали в харчевнях за мясной похлебкой, верно, верно. Только кое-кто из нас сплавал дальше по реке в Мемфис, столицу их, если знаете, со словечком от моего царевича, и вот я везу ему словечко в ответ. И рискнуть, что я его не довезу, никак невозможно: я ведь служил царской семье и мужем, и мальчиком, когда мой царевич еще не родился.
— Так ты и будешь поджаривать нас на солнце весь день, пока сюда не явятся кочевники? — завопил Улдин.
— Успокойся, — сказал ему Олег и посмотрел на Диорея с выражением не менее хитрым, чем у ахейца. — Это правда, что мы доставим тебе лишние хлопоты, достопочтеннейший, — произнес он вкрадчиво. — Я об этом очень сожалею. Но не примешь ли ты… подарок, как заведено между благородными мужами, не иначе? Малое воздаяние за великодушную щедрость, с какой ты открыл для нас сосуд с водой. Не дозволишь показать тебе и твоему царю, что мы не нищие?
Говоря, он запустил руку в свой кошель. В воздухе блеснули золотые монеты и тотчас исчезли в ловких пальцах Диорея.
— Сразу видно, что вы благородного сословия, — невозмутимо объявил ахеец. — И одно это обязывает меня помочь вам насколько в моих силах. Взойдите же на корабль, прошу вас. Прошу! Да, лошадь… Почтеннейший, если ты согласишься здесь, на берегу, принести ее в жертву Посейдону, дабы плавание наше закончилось благополучно, то выберешь любую из моего табуна. В том я клянусь.
Улдин заворчал, но уступил. Диорей гостеприимным жестом указал на корабль.
— Сначала на Родос, — сказала Эрисса ликующе. — Данкен, Данкен, ты увидишь нашего сына!
Растерянности Рида и ее радости Диорей быстро положил конец.
— Боюсь, что нет. Я выполняю поручение царевича Тесея и не могу свернуть с пути. Покинув дельту Нила, мы отклонились так далеко на запад по причине…
— Из страха перед морскими разбойниками среди Эгейских островов! — перебила она с горечью.
— Что? Какие разбойники? Или солнце напекло тебе голову? Не обижайся, госпожа. Я знаю, как высоко ставят женщин на Крите, а ты в юности, уж верно, танцевала со священными быками, а? Иначе откуда бы у тебя такая осанка! Да-да. Ну а морские разбойники откуда же? Или, по-твоему, мы в тирренских водах? Просто при таком ветре нам лучше всего пройти к западу от Крита, а потом мимо Пелопоннеса до Афин. А уж оттуда ты легко доберешься до Родоса. Самое позднее в начале следующей весны.
Разочарование ее не смягчило.
— Ты говоришь так, словно минос и его военные корабли все еще сохраняют мир на море для честных людей! — Голос у нее стал ядовитым.
— Госпожа, тебе надо поскорее взойти на корабль и отдохнуть в тени, — сказал Диорей все с тем же добродушием. — Последний раз, когда я был в Кноссе, куда мы доставили кое-какой груз на пути в Египет в этом же плавании всего месяц назад, минос сидел в Лабиринте, а его портовые досмотрщики, как всегда, жирели, забирая его часть.
Эрисса побелела.
— И жаль, что так! — проворчал юноша, стоявший рядом с Диореем. — Отец Зевс, долго ли нам терпеть его ярмо?
На лицах его товарищей был тот же гнев.
Глава 7
Первые часы на корабле были райскими. Рид, оглушенный всем, что он испытал и пережил за последние сутки (ничего подобного он и вообразить не мог, так как ни один автор исторических романов не в силах был дать ему этого ощущения подлинности), только к середине следующего дня наконец обнаружил, что корабль, правда, не был адом, но не более того.