Я закрыл ставни, лег в постель. Тупая боль в сердце не проходила. Я снова пошел в бассейн. Со злостью взбудоражил воду.
Дождь перестал. Взошла луна. Ночь, освеженная и промытая, сияла спокойно и светло.
Если броситься туда… босиком… сию минуту… Нет, все равно я ничем не смогу помочь…
Был уже третий час.
3
В начале девятого мужчина пришел ко мне в номер. Я только что встал, мы вместе отправились в бассейн. Стояло погожее утро бабьего лета. За окном ясное небо и разбухшая от недавнего ливня речка. Вода радостно вбирала солнечные лучи. Мои ночные страдания показались мне дурным сном, но я все-таки спросил:
— Поздно вы легли вчера? Веселье, кажется, затянулось?
— А что, слышно было?
— Еще бы, конечно!
— Это все местные. Какое там веселье — сплошная скука! Пьют, орут как сумасшедшие… По-другому они не могут.
Вчерашняя пьянка, кажется, нисколько его не волновала.
— Смотри, смотри! Вон там, в купальне на той стороне… Смеются… Нас, наверно, увидели.
Я посмотрел на общественную купальню по ту сторону реки. Сквозь пар там смутно белели голые тела.
И в ту же секунду из сумрачной глубины купальни стремительно выскочила нагая девушка, добежала до открытой раздевалки, остановилась, что-то крича и протягивая вперед руки. Совершенно нагая, даже без полотенца. Это была танцовщица. Я видел ее всю — обнаженную, длинноногую, светлую и стройную. Как молодая павлония! Меня словно омыло чистейшей родниковой водой. Я глубоко вздохнул и рассмеялся. Ребенок, совершеннейший ребенок! Увидела нас, забыла обо всем на свете и выскочила на яркое солнце. Вот она стоит, приподнявшись на цыпочки, протягивая к нам руки. В моем сердце била ключом чистая радость. Голова стала ясной и легкой. Я продолжал улыбаться.
Какой же я глупый — думал, ей лет семнадцать и даже восемнадцать. А все из-за слишком пышной прически. Наряжают и причесывают совсем как взрослую.
Вскоре после того, как мы с мужчиной вернулись в мою комнату, во дворе появилась старшая девушка и принялась разглядывать грядки хризантем.
Между тем танцовщица, уже одетая, дошла до середины мостика. Сорокалетняя, выйдя из общественной купальни, смотрела в ее сторону. Танцовщица поежилась, словно хотела сказать: «мне попадет», улыбнулась и повернула назад. Когда они спускались с моста, сорокалетняя крикнула:
— Приходите посидеть!
— Приходите посидеть! — повторила за ней старшая девушка, и они ушли.
Мужчина пробыл у меня до самого вечера.
Вечером я играл в японские шашки с разъездным оптовым торговцем бумагой. Вдруг со двора донеслись звуки барабана.
— Бродячие актеры пришли! — Я хотел подняться.
— Актеры… гм… А вы их гоните, очень они нужны… — Торговец, поглощенный игрой, пристально смотрел на доску.
— Ходите, ваш ход.
Я сидел сам не свой — они же уйдут, конечно, уйдут!.. Мужчина снизу крикнул:
— Добрый вечер!
Я вскочил и вышел на галерею. Поманил их. Они пошептались и направились к парадному. Цепочкой — мужчина впереди, за ним три девушки. Девушки низко, как гейши, поклонились, коснувшись пальцами пола: «Добрый вечер!»
Я мельком взглянул на доску — ага, кажется, проигрываю! Отлично!
— Сдаюсь, сдаюсь! Теперь уж ничего не поделаешь…
— Да что вы! У меня положение куда хуже. Давайте думать, позиция довольно сложная…
Торговец даже не оглянулся на актеров. Склонившись над доской, он сосредоточенно подсчитывал клетки и обдумывал каждый вариант хода. Актеры положили в угол барабан и сямисэн и уселись играть в пять шашек. Я проиграл партию, когда победа, казалось, уже была в моих руках. Торговец пристал ко мне:
— Давайте еще разок! Одну партию, а? Только одну!
Но я лишь качал головой и бессмысленно улыбался. Потеряв надежду, он ушел. Девушки подсели ближе.
— Вы сегодня еще должны работать? — спросил я.
— Вообще-то должны… — Мужчина взглянул на девушек.
— Ну, что будем делать? Может, с позволения господина, отдохнем, не пойдем никуда?
— Ой, как чудесно! Как чудесно!
— А вам не попадет?
Мужчина махнул рукой:
— A-а, какая разница! Ходи не ходи, настоящих клиентов все равно нет.
Так мы и просидели до первого часа ночи. Играли в пять шашек.
Когда они ушли и танцовщица исчезла за дверью, я совсем взбодрился. Сна не было ни в одном глазу. Вышел на галерею, позвал:
— Господин коммерсант!.. А господин коммерсант…
Торговец бумагой, этот солидный, шестидесятилетний дядька, с мальчишеской резвостью выскочил из комнаты.