Александр и Генри с преувеличенным энтузиазмом выражали свой восторг по поводу игры школьного оркестра, и я невольно рассмеялась, когда некоторые родители вздрогнули от неожиданно громкого звука трубы Деррена Гудчайлда. Он оглушительно протрубил прямо над ухом у Генри. Несмотря на непринужденное поведение Александра, я чувствовала: он знает, что я наблюдаю за ним. Мне очень хотелось подойти к нему и заговорить. Но проблема-то как раз и заключалась в том, что я не знала о чем. С того самого дня, когда он застал меня в их с Генри спальне, его отношение ко мне резко изменилось.
Я оглянулась по сторонам в поисках моих верных маленьких рыцарей, но обнаружила, что в данный момент почему-то оказалась совершенно одна, без привычной свиты. И внезапно мне стало нестерпимо тоскливо. Я почувствовала, что если немедленно, сейчас же не уйду со школьного двора, то просто разревусь на глазах у всех. В последнее время я вообще часто плакала без всякой на то причины.
Едва успев дойти до музыкальной комнаты, я потянулась за платком. Посидела немного за пианино, потом встала и начала расхаживать взад-вперед. В кабинет идти не хотелось, потому что туда наверняка явится мисс Энгрид и снова выпихнет меня во двор. Но и музыкальная комната оказалась плохим убежищем. Мистер Эллери вошел так тихо, что я даже вздрогнула от неожиданности, когда он заговорил.
Эллери рассмеялся и спросил, почему я сижу в помещении в такой замечательный, солнечный летний день. Я ответила, что перегрелась и решила немного посидеть в прохладе.
– А отчего слезы?
Я подняла глаза и, к своему ужасу, почувствовала, что снова начинаю плакать.
– Только не говорите мне, что это из-за презерватива, – сказал Эллери, который уже был в курсе того, какой «подарок» мне подбросили сегодня утром. – Элизабет, вы начинаете терять чувство юмора.
– Чувство юмора!: – взорвалась я. – Может быть, вы мне объясните, что смешного в этой мерзости, к тому же еще наполненной какой-то дрянью?
– Но это был всего лишь клей. – Эллери ухмыльнулся. – Может быть, кто-то хотел таким образом сообщить, что готов все время быть рядом с вами, как приклеенный.
– Это тоже не смешно.
– Наверное, вы правы. Думаете, Белмэйн каким-то образом причастен к этому?
Я пожала плечами:
– Не знаю. Нет, пожалуй, нет. Хотя… О Господи, я уже ни в чем не уверена.
Мы, не сговариваясь, одновременно посмотрели в окно, туда, где стоял Александр со своим отцом.
– Надеюсь, вы не поссорились снова?
– Нет. По крайней мере насколько мне известно.
Эллери усмехнулся:
– Знаете, Элизабет, наверное, мне стоит переговорить с ним. Это должно принести определенные результаты. Ну, а теперь как насчет чашечки кофе?
– Нет, я не могу выйти в таком виде. Мне сперва нужно умыться.
Эллери направился к застекленным дверям, но, прежде чем выйти во двор и присоединиться к остальным, обернулся и весело подмигнул мне:
– Надеюсь, вы сами прекрасно понимаете, в чем заключается проблема Александра.
На следующий день мне исполнялся двадцать один год. Правда, я не могла поделиться этим ни с кем в Фокстоне, потому что вынуждена была солгать насчет своего возраста, чтобы получить эту работу. По крайней мере мисс Энгрид считала, что мне двадцать три. В этот день должен был состояться летний бал в соседней школе для девочек – школе Святой Винифред. По этому поводу поп-группа Александра с самого утра репетировала в музыкальной комнате.
Занимаясь всякими накопившимися делами в своем кабинете, я прислушивалась к их игре. Но, должно быть, в какой-то момент задумалась о своем, не замечая, что музыка стихла, до тех пор, пока не раздался стук в дверь и на пороге не появился Александр.
Отбросив волосы со лба, он оглянулся назад, и я увидела Генри, который, опираясь на перила лестницы, разговаривал с кем-то внизу. Александр снова повернулся ко мне и, немного запинаясь, заговорил:
– Я… То есть мы… Мы хотели пригласить вас сегодня вечером на танцы.
Это неожиданное приглашение полностью лишило меня дара речи. Я не могла выдавить из себя ни слова – только стояла и смотрела на него. Вывел меня из ступора голос Генри:
– Ну, спросил?
Александр сердито обернулся и вытолкал друга за дверь. Он снова посмотрел на меня, увидел, что я смеюсь, и тоже рассмеялся.
– Вы имеете в виду бал в школе Святой Винифред? – спросила я.
– Да. Все уже одеваются. А мистер Эллери сказал, что отвезет вас в своей машине.
– Если вы не хотите ехать с ним, то можете воспользоваться Тонто, – встрял Генри.
Александр мученически закатил глаза, а я сказала, что все-таки, наверное, предпочту машину мистера Эллери.
Эллери заехал за мной ровно в семь. Увидев меня, он пронзительно присвистнул, так что я чуть не убежала обратно в дом.
– Да, сегодня вы точно сразите всех наповал.
Когда я садилась в машину, юбка немного поднялась, и глаза Эллери буквально впились в мои ноги.
– Как вы думаете, оно не слишком короткое?
– Шутите? Вы выглядите в нем просто сногсшибательно!
Несмотря на это утверждение Эллери, я поняла, что сделала ошибку, едва переступив порог школы Святой Винифред. Все девочки были в длинных платьях – настоящих бальных, и в обтягивающем мини, пусть и от Мэри Куант, я чувствовала себя крайне неловко. Но поворачивать назад было слишком поздно, и мне пришлось утешаться мыслью, что я старше их, а потому могу себе позволить надевать все, что мне заблагорассудится. Кроме того, Александр играл на сцене, и у меня было великолепное настроение, которое не могли испортить даже косые взгляды директора. Я хлопала, притопывала и смеялась вместе со всеми остальными. Было очень забавно наблюдать, как девочки сбрасывали обувь, распускали волосы и нелепо дергались в такт музыке. Мальчики, выглядевшие неожиданно взрослыми в черных свитерах и серых брюках, вертели своих партнерш в бешеном ритме рок-н-ролла.
Александр, ко всеобщему восторгу, начал петь «Ду Ва Дидди Дидди», и мистер Эллери вытащил меня на самую середину бального зала.
– Как вы себя чувствуете? – стараясь перекричать оркестр, поинтересовался он, одновременно кружа меня в танце.
– Замечательно! Кстати, о чем вы говорили с Александром?
– Ну, скажем так, я просто расставил точки над «i» в некоторых вопросах.
– В каких, например?
– Например, в таком, как наши с вами взаимоотношения.
– Неужели вы думаете, что этот вопрос его беспокоил?
– Конечно, беспокоил, и вы сами это прекрасно знаете, – прокричал Эллери.
Но в эту минуту меня перехватил Генри Клайв, поручив игру на барабанах кому-то другому.
Время бежало незаметно, и вот уже поп-группа перестала играть. Ребята раскланялись, и в полутемном зале зазвучала одна из моих любимых записей – «Клятва, скрепленная поцелуем» в исполнении Брайана Хайланда. Это был последний танец летнего бала.
Взяв бокал кока-колы, я с улыбкой наблюдала, как Эллери пригласил на танец директрису школы Святой Винифред. Потом обернулась и увидела, что Александр спустился со сцены и направляется ко мне. Меня охватила паника. Стараясь овладеть собой, я потянулась за бутылкой, но Александр решительно взял меня за руку, и, послушно поставив бокал, я последовала за ним.
Мои движения были непривычно скованными, все мысли и чувства сосредоточились только на его руках, обнимающих меня за талию, на его дыхании, которое касалось моей щеки, когда он напевал слова песни: