Она отбросила это воспоминание, заменив его улыбкой, думая о «Холме зёрен», её любимом кафе, праздно мечтая, чтобы оно было открыто в такой час. Она любила сидеть там, потягивая мокко и слушая в наушниках музыку в стиле акадьен или зайдеко, наблюдая, как люди бегают по своим делам. Тот район, заполненный маленькими частными магазинчиками, казался взятым из мюзикла шестидесятых годов, и весь его вид был бальзамом для души Джо. Несмотря на то, что она слишком хорошо была знакома с уродством, пронизывающим весь мир, она могла на время обмануть себя, притворяясь, что вокруг жизнь так же идиллична.
Спустя десять минут она перешагнула через порог. И в ту же минуту поняла — что-то не так. Её не приветствовал тёплый свет, никаких ноток цитруса у входной двери от одеколона Карла.
Она замолчала, закрыла глаза и на мгновение попыталась убедить себя, что он просто пошёл выпить пива с друзьями. Но ей не нужно было оценивать это молчание, чтобы понять, что оно знаменует собой совершенно другой вид пустого дома — об этом ей подсказало тошнотворное чувство смирения. Она слишком хорошо знала людей и слишком хорошо умела читать малейшие знаки, чтобы поддаться такому отрицанию.
Не то чтобы перед ней были какие-то явные улики. По какой-то причине почти никакие вещи Карла не лежали за пределами их спальни. Может, он бросал намёки, которые она не понимала, а может, они оба с самого начала чувствовали, что в этом нет никакого смысла. В ее сознании всплыло воспоминание, и она посмотрела на письменный стол с откидной крышкой в углу, где обычно стояла фотография в рамке его покойной сестры.
Нет.
Она отвернулась. Ни сообщения, ни электронного письма. В лучшем случае она где-нибудь найдёт записку. Но скорее всего нет.
Её горло сжалось, и она закрыла глаза, пытаясь не дать судороге добраться до глаз. Она знала, что он зол из-за пропущенного ужина, и знала, что он не будет доволен её внезапной поездкой, но серьёзно? Не слишком ли он драматизирует? Она извлекла урок из своей предыдущей ошибки и отправила ему электронное письмо, объяснив причину отъезда и пообещав возвращение на следующий день. Что она должна была сделать? Разбудить, хотя с утра ему вставать на работу? Нарушить сон и разозлить ещё сильнее, чем он уже был? Это бы не сделало ситуацию лучше.
Чушь собачья, и ты это знаешь.
Послать письмо было проще — коротко и ясно. И так ей не пришлось тратить силы на его злость и ссору. Поэтому она сама хорошо выспалась и сбежала на день, тщетно надеясь, что по её возвращении он перебесится. Отрицание, прокрастинация, трусость. Она прекрасно знала, что будут последствия, но всё равно поступила так, как было проще ей.
А может, тебе просто было плевать.
Джо бросила ключи на тумбочку. Она была расстроена, да, но что-то было не так с её чувствами. Он был ей небезразличен. Конечно, это не всепоглощающая любовь, но всё бы двигалось в том направлении. Он был умным, добрым, забавным. Он был сексуальным. Так почему же она так поступила? Он мог быть тем самым, а она всё испортила. Снова.
Да, она злилась на себя, но это был неправильный гнев. Она злилась из-за того, что снова потерпела неудачу, а не из-за того, что потеряла его. После Джека она уже не расстраивалась из-за расставаний.
Она закрыла глаза от нахлынувших воспоминаний о Джеке. Она любила лишь дважды в жизни, лишь один раз во взрослом возрасте, и с тех пор больше никогда не была помолвлена. Ничего подобного. Её психотерапевту было бы с чем поработать.
Она открыла глаза, посмотрела в сторону спальни, а затем резко повернулась к своему кабинету. Кровать побудет холодной ещё какое-то время.
Глава восьмая
Мартин придавал большое значение самосознанию, он считал жизненно важным полностью осознавать свои сильные и слабые стороны. И без сомнения, самой большой из его немногих слабостей был тот психологический голод, та нескончаемая потребность убивать. Он мог утолить её, но не подавить до конца.
На короткое время после убийства «голод» почти полностью отступал. С деталями, все еще свежими в памяти, Мартин мог вернуться в тот момент, смаковать зрелище, запахи и тактильные ощущения, как будто это происходит снова, мог задержаться на реакции своего тела. Но слишком скоро он привыкал к деталям, подобно тому, как обоняние привыкает к запаху готовящейся пищи, и голод возвращался. Сначала как раздражающий гул, сидящий по краям его сознания, затем как щупальца, тянущиеся и переплетающиеся в его теле. Игнорировать его было бессмысленно. Мартин чувствовал головокружение и слабость, приступы жара и мигрени были такими сильными, что он терял сознание. Он становился всё тревожнее, настолько нервничал, что у него случались внезапные вспышки гнева. Иногда даже насилия. Если Мартин не утолял этот свой голод, то он медленно сводил его с ума.