Сумеречному это, кажется, льстило — он выкупил созданную в порыве вдохновения серьгу с драконом, настолько крохотную и изящную, что почти незаметную, и теперь носил её в комплекте с кольцом, как-то раз со смехом рассказав горгоне, что у него их попытался перекупить какой-то светлый.
Естественно, Рилонар их не продал, но пообещал дать контакты мастера. Если тот согласится.
Хлопот и забот с этими новыми заказами всё прибавлялось, но Янис чувствовал себя… счастливым? Наверное, да. Никак иначе он это состояние описать не мог.
А потом и давняя задумка сбылась.
Рилонар в тот вечер вёл себя как обычно, разве что на вопросы отвечал слишком задумчиво. А оказавшись на мягком диване и с чашкой тёплого молока в руках, признался, что день был чересчур напряжённым. Попросил разрешения заночевать — в своей обычной, чуть официальной, но в то же время неуловимо насмешливой манере.
И Янис понял, что вот оно. Застывшее движение, чуть подрагивающие во сне ресницы — хоть сейчас садись и работай. Рилонар был… Сумеречным. Приглушённые, блеклые цвета, будто чуть смазавшиеся сейчас черты — в нём не было ни изысканной яркости светлых эльфов, ни броской темноты их родичей. Он оживал в движении — движение и было его красотой. А сейчас…
Призрачное, почти неуловимое подрагивание ресниц — как трепетание крыла бабочки, как замеченный краем глаза призрак. Как спрятавшийся в глубине неотшлифованного камня яркий блик. И оно завораживало именно своей хрупкостью, словно кристалл инея, готовый растаять от неосторожного выдоха. У Яниса кончики пальцев зачесались от желания сделать, воплотить, поймать этот момент — но дома у него не было ни полного набора инструментов, ни, собственно, мастерской, да и нечаянно разбудить Рилонара своей вознёй не хотелось. И поэтому горгона просто смотрел, запоминая, впитывая, пожалуй, впервые так откровенно разглядывая эльфа — даже используя Рилонара как модель, он не смотрел так пристально. Потом отвёл глаза, опасаясь разбудить эльфа слишком внимательным взглядом, потянулся за планшетом: хотя бы набросать контурами, попытаться передать это состояние замершей грёзы. Отсутствие ярких красок только усиливало ощущение нереальности, создавало впечатление полусна. Горгона незаметно соскользнул в свой транс, полуприкрыв глаза и фактически не глядя на то, что моделируют его руки. В воображении теснились образы, накладываясь друг на друга, наслаиваясь и сплетаясь. Бабочка, стряхивающая с крыльев кристаллы инея, настороженно замершая ящерка, текущий, словно живой, камень, в котором проглядывается чья-то фигура… Птенец, выбирающийся из яйца, что-то прекрасное, готовое вырваться из кокона… Пока что не обретшие цвета и фактуры, только объем, фигуры уже цепляли глаз чем-то неуловимо-прекрасным.
Стоит хорошенько подумать, в каком материале их воплотить — неподходящий камень просто уничтожит то невесомое ощущение, которое, кажется, всё же удалось поймать. Нужно что-то такое… почти эфемерное, но в то же время прочное. Опал? Лунный камень? Окрашенный горный хрусталь? Или стоит подобрать камень, похожий на самого Рилонара? Ян даже помнил, как называется нужный минерал: лабрадор — непритязательный на первый взгляд, но раскрывающийся прекрасными цветными сполохами, если его повернуть. В неподвижности лабрадор становился довольно невзрачен… Впрочем, это всё равно дело будущего — ни один из этих камней под взглядом горгоны пока не возникал.
Янис до самого утра просидел в кресле напротив дивана замершей статуэткой, только руки двигались да глаза изредка взблескивали из-под полуопущенных век, словно отражая лунные блики.
Утром Рилонар убежал так торопливо, что сонный Янис даже не понял, в чём дело. То ли встреча какая-то, то ли эльф смутился, что так остался, то ли ещё что… В общем, в чём-то это было ему на руку: сумеречный не увидел толком набросков, так, зацепил краем глаза, да и только.
А сам Янис никак не мог выбросить их из головы, эти задумки-наброски просто не давали ему покоя. И никакие самоуговоры, никакие логические доводы, что он ещё пока не готов к работе над ними — ему бы агат до конца освоить, прежде чем переходить к новому камню, — не помогали. Не спасала и работа — основная часть проекта с малахитовой одеждой была уже закончена, а рутинные окаменения балясин-статуэток-вазочек уже давно выполнялись на автомате. В конце концов, Янис сдался и решил сделать пластиковые заготовки. Может, это хоть немного уймёт творческий зуд.
Заготовки пришлось переделывать несколько раз, пока не получилось поймать то самое ощущение застывшей невесомости. Ян погладил кончиками пальцев «текучий» силуэт, представляя, каким он станет, когда скучную однотонность пластика сменят переливы камня. Как заиграет эта статуэтка, обретая глубину и загадочность, как оживёт змейка-браслет, как будут притягивать взгляд своей эфемерностью крупинки инея… Если бы Янис мог видеть себя со стороны, он бы увидел, что глаза у него начинают тускло светиться, словно постепенно набирая мощность. Обычно окаменение проходило одной стремительной вспышкой, почти неразличимой хоть глазом, хоть мощной камерой. Или серией таких «вспышек», если требовалась разнородная структура. Но сейчас этот процесс было бы вполне возможно отследить и даже заснять: разгорающееся свечение глаз пугающе-лунными бликами, «расползание» вглубь и по поверхности статуэтки нового материала… Янис только и успел отдёрнуть руку, ошарашенно глядя на две лабрадоровые фигурки. Бабочку эта спонтанная трансформация не затронула. Горгона поморгал, попробовал повторить успех на кусочке столешницы — ничего. Та как была мраморной, так и осталась. Удивительно…
Янис подхватил получившиеся вещицы, рванул к Арину — и чтобы тот оценил свежим взглядом, и просто похвастаться.
— Арин, смотри…
— Что, ты всё-таки выдрал у себя из волос змею? — фыркнул художник, краем глаза зацепив что-то такое, выглядящее подозрительно живым, в руках Яниса.
— Нет, я это сделал, — отмахнулся горгона. — Посмотри, как?
Арин к просьбе отнёсся со всей серьёзностью, отложил свой рисунок и принялся изучать творение друга.
— Необычно… Вроде неброские, а взгляд цепляют, — сказал он через несколько минут, изучив фигурки со всех сторон. — А почему камень такой странный? Стоп, а откуда вообще этот камень? Ты же вроде бы такое не умеешь ещё?
— А, ну, это случайно получилось, — замялся Янис. — Я задумался и нечаянно их окаменил вот так.
— О чём это ты так задумался? О своём эльфе, что ли? — выгнул брови Арин.
— Почему это сразу моем? — попытался возмутиться Ян.
— А кто мне этим ушастым все уши прожужжал? Рилонар то, Рилонар такой, ой, а Рилонар… — фыркнул художник. — Да ты же в последнее время только о нём и говоришь. Признавайся, запал на ушастенького?
— Вот всё ты к одному сводишь, — буркнул Янис.
И вовсе он не говорит о Рилонаре постоянно. Так, упомянул пару-тройку… ну хорошо, может быть, десяток раз.
— Точно влюбился, — покивал сам себе Арин. — Стадия первая, отрицание.
— Да иди ты… работать! — очень эмоционально посоветовал горгона и сбежал в свою мастерскую.
Может, другу он и пожелал работы, а вот у него самого с ней возникли явные проблемы. Всё валилось из рук, а мысли блуждали где угодно, кроме как вокруг очередного творения. Чаще — где-то там, где присутствовал образ сумеречного эльфа. Мысли были не то чтобы невесёлые — скорее искренне недоумевающие, потом ошалелые… А потом даже и растерянные.
Так что к вечеру, когда задержавшийся, но педантично сообщивший об этом Рилонар переступил порог мастерской, Янис был совсем встрёпанный и потерянный. Он постарался поздороваться с эльфом, как обычно, и даже принялся было за работу, но всё валилось из рук. Горгона даже умудрился порезать палец об инструменты.