– Маша! Опять сигнализация сработала! В конце концов, ты вызовешь когда-нибудь техника? Вы извините, молодой человек, Бога ради, замучали, наверное, вас.
Молодой человек слегка озадачен. С одной стороны, хорошо, обошлось без жертв, но с другой… Ладно б молодой человек был «в синей форменной фуражке с цифрой „три“ на медной бляшке», но ведь у нас «классика в черном». У молодого человека что, на лбу написана профессия? Получается, написана, несмотря на атрибутику. Прямо так и написана: Юра Иванов, оперуполномоченный уголовного розыска. Белым по черному.
– Молодой человек, вы платите или нет?
Я поворачиваюсь. Маленькая бабуля в огромных плюсовых очках протягивает к окошку квитанцию и пару червонцев.
– И уберите свой автомат.
«Нет, я не плачу! – кричит мой внутренний голос. – Я пришел рассказать о новой жевательной резинке „Спортлайф“ без сахара!»
Остальные в зале не обращают на меня ровно никакого внимания. Как будто и нет меня! Знаете, что хочется сделать? Если честно? Дать залп в оштукатуренный потолок и заорать:
«А ну, на пол, труха навозная! Ключи от сейфов на стойку! Живо…»
Из радио хрипит Луи Армстронг. Плавно и нежно. Песня про прекрасный мир. И волшебную любовь.
Я опускаю автомат и понуро бреду к выходу. Сержант уже подогнал машину к парадному подъезду. Урну кто-то поднял.
– Что, Юрок, опять у них ложный вызов?
– Почему ты решил?
– Да по десять раз на дню сюда ездим.
Я зло падаю на сиденье.
– Я тебя и предупредить не успел. Ты прямо орлом выглядел. Как я в молодости. Патрон из патронника вынь, пожалуйста.
Вернувшись в отдел, я сдаю автомат, получаю тот самый, первый материал и иду к себе его изучать. Изучение занимает полчаса, и прочитанное не вызывает у меня никаких вопросов, кроме одного – почему материал отписали именно мне? А из этого вопроса следует еще один: что мне теперь с этим делать?
Посоветоваться с наставником я не могу, наставник, как я уже заметил, рейдует, а в одиночку даже при наличии всех студенческих конспектов мне ни за что не разобраться. Поэтому, чтобы не напахать сгоряча, придется идти к заместителю отдела по оперативной работе, то есть к моему непосредственному шефу Сергею Михайловичу Зимину, которого оперы зовут просто Михалыч. Михалыча, несмотря на еще довольно молодой возраст, в отделе уважают, потому что сам он вышел из простых постовых милиционеров, знает все тонкости службы и понимает, где стоит спросить строго, а где можно не затевать ненужного разговора. Кроме того, я узнал, что Михалыч никогда не прятался за спины оперов и всегда вытаскивал их из различных каверзных ситуаций, принимая удар на себя.
Когда я с материалом в руках объявился на пороге его кабинета, то помимо шефа застал там опера Васю Громова, амбала парня, веселого нрава и поведения. Вася сидел на диване, в чем-то оправдываясь перед Михалычем и разводя в расстройстве здоровенными руками. Михалыч же, положив на свой шефский стол деревянный стул, усиленно работал молотком.
– Михалыч, ну не специально я, ты ж пойми… Стулья, наверное, старые, труха сплошная.
– Нечего, нечего на стулья пенять. Я замечаю странную закономерность: как ты что-то раскрываешь, так у меня ломается очередной стул. Почему ты не работаешь в своем кабинете?
– У меня тесновато, сам же знаешь, Михалыч.
– В таком случае бери с собой стулья, они у тебя железные. – Михалыч врезал по гвоздю молотком, прибивая ножку.
– Да кто ж знал-то?! – Вася в сердцах хлопнул ладонью по коленке. – Я ему кодекс показываю, смотри, говорю, сколько тебе светит, а под ним хлоп – стул и ломается…
Михалыч наконец обращает внимание на меня:
– Что тебе, Юра?
– Да вот, по материалу посоветоваться.
– Хорошо, присядь… Значит, Василий Андреевич, так. Еще один стул сломаешь, с кодексом там или без кодекса, очередную квартальную премию отдашь на покупку мебели. Ясно?
Вася горестно вздыхает:
– Ясно.
– Кстати, что там возбудили?
– Сто восемь, часть дваnote 1. Полные обморозки, Михалыч. Спортсмены херовы. Днем в спортзале по грушам лупили, а по ночам на практику выходили. На «куклах» работали. Увидят мужичка поддатого и давай его месить по всем правилам кикбокса. За две ночи два трупа. Я, в общем-то, не из-за того, что они не кололись, кодекс показывал – там и так с доказухой порядок, а просто по жизни обидно… Что им эти мужики датые сделали?
Михалыч ставит стул, проверяет его на прочность мощным нажатием и, убедившись, что ремонт произведен успешно, задвигает предмет мебели в ряд собратьев по гарнитуру.
– Все равно завязывай, Василий.
Вася согласно кивает и, еще раз вздохнув, покидает кабинет начальника.
– Когда меня выпрут из органов, я устроюсь в мастерскую по ремонту мебели,
– усмехается, глядя на меня, Михалыч.
Я понимающе киваю, хотя никак не могу взять в толк, почему, когда человеку показывают кодекс, под ним должен сломаться стул.
– Ну, что у тебя за материал?
Материал отписан мне начальником отдела, и Михалыч, вероятно, не в курсе происшествия.
Я кладу на стол несколько листков, сцепленных скрепочкой.
– Ты мне на словах объясни.
– Ситуация такая. Некий мужичок с металлургической фамилией Блюминг покупал сегодня в универмаге галстук…
– Так.
– Купив галстук, он пошел на выход, но в дверях поскользнулся на замерзшей луже и, падая, разбил головой стекло витрины. Продавцы на всякий случай вызвали милицию, хотя Блюминг никуда и не пытался скрыться. Он тут же возместил ущерб, и претензий к нему работники универмага не имеют. Но наши постовые все-таки привезли его сюда, а участковый составил протокол осмотра витрины и записал объяснения.
– Молодцы, дело знают.
– Вот, собственно, и все. Я почитал объяснение Блюминга – он ничего не скрывает. Так получается, что состава преступления тут нет.
– Э, э, ты не торопись. Где это ты насчет состава прочитал? В учебнике, что ли?
– Да тут и без учебника ясно, что мужик разбил стекло нечаянно, поскользнувшись. Я зашел уточнить, как мне материал списать и можно ли отпускать Блюминга.
– Эх, молодо-зелено… Ты не переживай, все такими были когда-то. С чего ты решил, что этот Блюминг нечаянно упал?
– Ну, там же лужа… И в протоколе отмечено.
Михалыч быстро пробегает глазами листочек, комкает его и бросает в корзину.
– Вот и нет никакой лужи. Он и не падал вовсе. А будучи в пьяном виде, из хулиганских побуждений нахамил продавцам и разбил стекло. Что это у тебя с лицом? Аллергия? Тавегильчику хочешь?
– А он вот, а они…
– Короче, в чистом виде двести шестая часть первая. Уголовное дело вряд ли возбудим, но «протокольную форму» слепим.
Для никогда не сталкивавшихся с родным законодательством граждан поясняю, что «протокольная форма» применяется к лицам, совершившим какие-нибудь мелкие проступки, когда можно обойтись без длительного следствия, а отправить материал прямо в суд. Санкции там, как правило, штрафные, и в тюрьму человек не садится. Но самое главное, как я уже успел понять из своей небольшой практики, «протокольная форма» идет в положительный баланс раскрываемости наряду с раскрытыми кражами, грабежами и убийствами. То есть, грубо говоря, мы получаем дополнительную «палку».
– Сергей Михалыч, но он же говорит, что нечаянно… И свидетели…
– Ну что ты заладил как попугай – нечаянно, нечаянно…
Еще два листочка с показаниями продавщиц летят в корзину.
– Мало ли что он говорит. Поначалу никто не признается. Поэтому материал тебе отписали, а не участковому. Чтобы ты поработал и все довел до ума.
– А как? Как я заставлю его сказать, что он по пьяни, да еще специально…
– Не волнуйся ты. Может, форточку открыть? Ну, как хочешь. Для начала сходи в универмаг, возьми с директора заяву. Так и так, просим принять меры к неизвестному, разбившему стекло в универмаге. Больше не расшифровывай. Также возьми справку о стоимости стекла. Перепиши протокол осмотра, только чтоб лужи не было. Потом этот Блюминг… Конечно, просто так он НЕ ПРИЗНАЕТСЯ. Надо его подработать. Немножко на него накопать говнеца.