Пришел в собственное сознание я ближе к полудню, когда ноги устали идти в неизвестность, а мысли вдруг сбились в кучу, выбивая прежнее указание кого-то свыше. Я шел по лесу, по маленькой тропинке, через плечо была перекинута небольшая сумка с необходимыми на день припасами. И пустота в голове.
Почему-то неизведанный до этого страх засел в голове, будто случилось нечто ужасное.
Я не помнил, как именно оказался здесь, так далеко от дома старика, который стал и моим прибежищем.
От усталости не чувствуя собственных ног я кинулся обратно, совершенно не понимая где я и как вернуться к старцу. Лишь где-то там, внутри, я верно предположил, что следует идти по тропе.
Сгущались сумерки, и мне уже становилось страшно, когда я, наконец, наткнулся на уже знакомую чащу. Сердце забилось сильнее, предчувствуя, что скоро я вновь увижу его…
За эти годы он стал мне отцом. Заменил всех, кого только можно было: друзей, близких, родных. И ту боль, что я ощутил, когда увидел его истерзанный труп посреди тропы, возле порога нашего дома, я не забуду никогда.
Мне понадобилось около часа, чтобы достойно проводить его в путь, вырыв могилу. Да, я не знаю, так ли принято в этом мире прощаться с умершими, но я сделал всё что мог.
Внутри дома все было перевёрнуто: пусть прежде и не казалась мне эта халупа дворцом, но сейчас она больше напоминала мне свинарник: разбросанные и истоптанные вещи, а весь хлам, что прежде был спрятан по углам, лежал посередине комнаты.
Я будто в забытье полез в стол, где Минер хранил свой дневник, не позволяя мне даже помыслить заглянуть в него. И вновь я не удивился, когда увидел его на законном месте. Магия действовала, даже мне пришлось потрогать листья, прежде чем понять, что полупрозрачный дневник все же существует, и это не пресловутый обман зрения.
Читалось тяжело, да и слезы, которые не лились из глаз, а просто мешали видеть, не помогали процессу. Из текста я понял несколько вещей: Минер был нанят кем-то, чтобы сделать какой-то артефакт или закончить его, но чем больше он старался, тем сильнее понимал, что отдавать его в руки таким людям просто нельзя. Маг решил спрятать его, отдав кому-то, кто не будет чувствовать его мощь. Достаточно было найти не мага, а я уже был под боком.
Он и вправду считал меня сыном, глупым и дурашливым, по-своему любил, заботился. Сложно было в начале поверить, но те люди, что нашли меня, решили продать меня в рабство, вот только заниматься обучением они не желали и отдали Минеру, разумно полагая, что он сделает всё за них.
Почему бы просто не продать меня? Я так понял, что они заметили во мне дорогую игрушку, которую можно было бы продать в несколько раз дороже, если я буду знать язык и понимать своего «хозяина».
Всё-таки старик был прав, никому нельзя доверять!
И вот сейчас я сижу и бессмысленно вожу взглядом по строкам, надеясь вернуть те два года, в которые был счастлив. А теперь?
Теперь они наверняка ищут меня. Догадались, что этот артефакт отдал мне Минер и отправил куда подальше.
Почему-то только сейчас я понял, куда улетала белая голубка, уносящая каждодневные письма. Те люди ждали вестей об артефакте.
Я порылся в своей сумке и нашел его: маленький сверток, внутри которого лежал кулон - красивый, светящийся синим цветом, но ничего более. Цацка. Я такие вещи не люблю.
- Слишком много всего, - сказал я, и почувствовал, как на меня накатила усталость.
А ведь умно было вернуться, ведь эти люди скорее всего сейчас рыщут по лесу, а я тут, внутри, лягу спать…
Уснул, как только голова коснулась мягкой поверхности подушки. Даже не расстелил постель.
4. Не отдыхать.
Ночь. Луна одиноко освещает зелёную траву, а в воздухе витает прохлада, которую целый день ждала природа, пока царствовало солнце. Ветер колышет ветви деревьев, мягко и нежно, будто ласкает свою возлюбленную, но они слишком хорошо помнят те минуты безудержного гнева этой стихии, когда лишь одно дуновение скашивает стволы, роняя их наземь, а не просто ломает ветви, будто кости рук.
Напряжение, которое чувствовала природа, не ощущал только я, мирно дремлющий на своей постели, будто в колыбели жизни, ожидая неминуемой участи от рук неизвестного палача. Но судьба вновь вторглась в мой мир, разрушив сладкий сон смерти, и я резко открыл глаза, находясь в ожидании бури, ведь внутри всё естество сковал лед, покрывая коркой и замораживая сознание, давая мне мыслить более здраво и оценить ситуацию не в свою пользу.
Я слышал как там, за окном, кто-то усиленно пришпорил коня, дабы добраться до моей шеи, сжать ее, сломав, оставить лишь бренную оболочку без души и идеи. Их было несколько, возможно меньше пяти, но мой разум твердил, что их куда больше, отказываясь перейти в сторону рационализма. Сейчас моя идея насчет того, чтобы заснуть здесь, в этом месте, где было совершено убийство, не казалась разумной или хотя бы обоснованной.
От того, что я резко вскочил с постели, закружилась голова, и боль ударила в голову. А ведь я целый день не ел, и желудок тут же оповестил меня об этом прискорбном факте.
В таком состоянии я просто физически не могу представлять опасность кому бы то ни было. Так что я открыл сумку с припасами и прожевал какую-то булочку, запив водой. А звук погони все приближался, или же я просто начал сходить с ума от напряжения, раздирающего меня изнутри, как будто гепард вгрызся в лань, отрывая куски плоти и с каждым разом принося больше боли моей голове.
- Успокойся, - сказал я сам себе, и испугался своего голоса, который эхом прошелся по комнате, хотя до этого я не замечал такой особенности этого дома.
Нужно было собираться в путь и как можно быстрее. Взял кинжал, кое-что из вещей, но так, чтобы мне было не тяжело бежать и… забрал у Минера красивую удобную обувь, на которую я давно уже положил глаз, вот только случая ее скоммуниздить не было.