Меньше чем за неделю лавка была приведена в порядок, нанята продавщица и товары перенесены из мастерской. Как только красивые вееры были выставлены в окнах магазина, покупатели стали стучать в двери, и, хотя еще оставались кое-какие мелкие недоделки, Маргарите пришлось открыть продажу раньше, чем она предполагала. Глупо было бы упускать такую выгоду. Ей не терпелось поскорее добиться успеха, окупить издержки, связанные с арендой лавки. От этого зависел ее следующий шаг на пути к расширению предприятия, а также благополучие полностью зависевших от ее деловой хватки работников.
Шестого мая, в день, последовавший за восемнадцатилетием Маргариты, король объявил о решении, которое как громом поразило Францию и отозвалось даже за ее пределами: «С сего времени и впредь Его королевское величество изволит править страной не из Парижа, а из Версаля».
Знать взвилась на дыбы. Как же так? Слыханное ли дело, чтобы Францией правили из загородной резиденции? А как же их любимый Париж, самая культурная и цивилизованная столица в мире, настоящая колыбель нации? И сразу же с новой силой зазвучали старые жалобы на неподходящий гнилой климат Версаля, скучный ландшафт и плохие условия жизни во дворце. Неужели Лувр, этот Дворец королей, с которым связано столько славных событий прошлого, давший начало многим гордым традициям, станет всего лишь чем-то вроде постоялого двора для короля, если тому иногда вдруг случится бывать в Париже? И тогда придворные поняли, что их ловко одурачили, потому что вся осуществленная в последние годы реконструкция Лувра, красивые и величавые здания-пристройки, гармонично вписавшиеся в его стиль, обновленные внешние и внутренние фрески и альсекко[2] и новая роскошная отделка всех его помещений преследовали совершенно иную цель, которая никак не была связана с размещением придворных. Напротив, после всех этих переделок Лувр превратился лишь в изумительную игрушку, архитектурный памятник, став полностью непригодным для проживания. Король настойчиво и последовательно осуществлял свои планы архитектурного совершенствования Парижа и Иль-де-Франс с помощью кирпичей и известкового раствора.
Министры испробовали все подходы к Людовику, умоляя его пересмотреть свое решение. Перед кабинетом короля ежедневно собиралась толпа герцогов, маркизов и графов, надеявшихся на то, что именно их слово перевесит нужную чашу весов. Король был учтив, изысканно вежлив, улыбался, но твердо стоял на своем, и все аргументы и мольбы отскакивали от него, как брошенный орех от стены. Кто мог сказать, как долго он вынашивал этот план? Возможно, первые смутные его очертания возникли в голове короля еще двадцать один год назад, когда он впервые навестил это любимое место отдыха и уединения Людовика XIII в сопровождении Луизы де ла Валер и небольшой свиты из близких друзей? А может быть, такая идея родилась еще раньше, в 1660 году, когда он показывал Версальский особняк своей невесте, недавно прибывшей из Испании, и уже обманутой им? Или его осенило задолго до того, когда двенадцатилетним подростком он впервые охотился в Версальских лесах с кардиналом Мазарини, великим государственным деятелем, который вылепил из него всемогущего правителя? Но, скорее всего, это решение созрело в последние годы, когда Версаль затмил своим великолепием любой другой дворец в Европе. Одним словом, какова бы ни была подоплека этого шага, король одним мастерским ударом свел на нет значение Парижа, запятнанного крамолой и изменой, и, заявив, что король — это Версаль, создал новый центр мира.
Как и все торговцы и торговки Версаля, Маргарита с радостью встретила известие о решении короля превратить его в свою постоянную резиденцию. Это означало, что двор никогда больше не будет сниматься с места и уезжать, и торговля не будет больше приходить в упадок, лишившись огромной клиентуры. Те, кто не был постоянно связан со строительством, перестанут попадать в жестокие тиски нужды. Отныне жизнь во дворце, и кабинетах министров и в их канцеляриях, расположенных в южном крыле, забьет ключом: до глубокой ночи будут светиться окна в северном крыле, где находились апартаменты и каморки гофмейстеров, камергеров и пажей, и с раннего утра в ворота дворца будет вливаться поток посетителей, не ослабевая даже во время отъезда короля на охоту или на войну.