Вечером у меня действительно разболится голова. Уже чувствую боль. Недоброе со мной творится. Что-то очень недоброе.
Малыш, которого мать насильно оттащила от киоска, полного яркого сувенирного великолепия, посмотрел на проходящую мимо Монику и расплакался — пронзительно, резко, безудержно.
Она этого не заметила.
Чего я страшусь, думала она. Разочарования? А разве то, что со мной сейчас творится, не разочарование? Что я почувствую, если сегодня вечером спрячусь, запрусь от него на ключ? Осуществившаяся любовь, о которой поет женщина Вальтера фон Фогельвейде, может, и правда есть в этом смысл? И может, он кроется не в слове «любовь», а в слове «осуществление»? Может, и правда назавтра, подумала она, еще сильнее выгибая ветку, может, и правда назавтра я смогла бы гордо оглядеться по сторонам и прокричать: смотрите все, смотрите, о, как алеют мои уста!
Может.
Знаю, чего боюсь, подумала, проходя по мосту. Собственной слабости.
Чего бы я только не дала, думала она, сгибая палку, за то, чтобы сделаться сильной. Нет, не красивой, хотя…
Но сильной.
Ветка с треском переломилась.
Под мостом, на пойме, проплывающий байдарочник грязно выругался, в недоумении глядя на два обломка весла, оставшиеся у него в руках.
Пламя. Бушующее пламя, подступившее к ней со всех сторон, жар, от которого лопаются глаза, дым, от которого невозможно дышать, цепь, впивающаяся в тело, безжалостно сковавшая… Гул раскаленной печи, готовой брызнуть огнем и угольями…
Солнце. И ветер. Ветер с реки, шелест ольховых листьев. Обнимающие ее руки, излучающие тепло и силу. Ты пленительна, знаешь? В тебе есть великие чары. Стоит только закрыть глаза, и я вижу твое лицо.
Ох, Яцек.
Не хочу в лес, кричит Элька по прозвищу Куропатка. Нет, там пауки! Боюсь пауков! Я умру, если…
Тандарадай! Глаза светлые, почти прозрачные. Вернешься мотыльком — сгоришь.
Скажи, что ты меня любишь. Глаза миннезингера — черные и огромные. Скажи это голосом счастливой женщины, которая лежала вместе с возлюбленным на ложе из роз. И там, на ложе из роз…
Сгоришь. Угаснешь. Ржа пожрет.
Где я видела эту улыбку?
Чернолесье, огромные корявые дубы, темная кора покрыта наростами, напоминающими нарывы. Множество людей, все — в масках из шкур, с огромными стоящими ушами. Девушка, нагая по пояс.
Камень — черный, плоский. На нем… розы?
…Розы под моею головою. Угадайте в зелени травы след моей лежавшей головы.
Тандарадай!
Zernebock, кричит Элька по прозвищу Куропатка.
Тянет вас Река, тянет, словно магнит. Глаза светлые, почти прозрачные. Единорог, вскинувший передние ноги в геральдической позе.
Дай руку. Это миннезингер. Нет, нет, кричит Элька, заберите его, он противный, знаете же, что я боюсь пауков.
Пробуждаешь меня… Помню полные губы Беатрикс, дочери Беренгара фон Пассау.
Zernebock, кричит полуголая девица, швыряя розы на плоский черный камень. Der Schwartze Wahnsinn!
Дай руку. Встань. Пойдешь за мной, чтобы познать истину. Мудрость не несет в себе предательства, не верь этому. Мудрость дает силу. Истина — это сила. А ты ведь хочешь быть сильной, жаждешь силы и власти. Дай руку.
Нет! Глаза светлые, почти прозрачные.
Встань. Иди за мной, чтобы познать истину. Я покажу тебе, как выглядит истина.
Дай руку.
Она проснулась.
Я должна встать и идти, подумала она трезво, прямо сейчас. Должна встать и идти. И тогда я познаю истину. Так сказал…
Нет. Он сказал: Die Wahrheit[12].
(Die Wahrheyt?[13])
Моника Шредер встала, ступив прямо в лужу разлитого на полу лунного света.
— Ну и как было?
— На комплимент напрашиваешься?
— Ага.
— Мужское эго, так? Ладно, стало быть, было божественно. Такой ответ — вполне в рамках приличия, как по-твоему? Ой, прекрати! Ты что делаешь, ненормальный?
— Изменяю приличиям.
— Ой! Это, по-твоему, изменение? Не чувствую разницы.
— Ты становишься до неприличия неприлична.
— Упрекал котел кастрюлю. M-м. Так нравится?
— Я должен ответить в рамках приличий?
— Можешь вообще не отвечать. Пусть дела говорят за тебя.
— Думаешь, я кто? Любовник-почасовик? По вызову?
— Сам старался вовсю, чтоб именно так я о тебе и подумала, стало быть, теперь не отвертишься. В конце концов, я и так возьму что хочу, такая уж я. Не двигайся.
— Так?
— M-м. О-ох!
— Что?
— Меня комар в зад тяпнул.
— Сейчас я его поймаю и раздавлю, развратника. Он что, думает, у нас менаж-а-труа? Куда он тебя тяпнул? Сюда? Неглупый кровосос.