Неизвестно, как долго продолжалось бы это невидимое преследование, если бы не эпатирующая выходка Тамары. Если раньше Кириллу нужно было просто незримо сопровождать Светлану, дабы быть спокойным за нее, знать наверняка, что пока он рядом, с нею не случится ничего страшного, то теперь все изменилось. Все чаще в голове раздавались звуки пляжа, все отчетливее чудился отвратительный запах помидоров и сливочного масла. И вновь нестройным хором девичьи голоса выкрикивали детскую считалочку:
— Бабка сеяла горох, прыг-скок, прыг-скок.
Обвалился потолок, прыг-скок, прыг-скок…
А дома его ждала рыжая бестия с отвратительно-хищными губами и замашками шемаханской царицы. С момента ссоры они почти не разговаривали. Только на следующий после нее день Тамара, словно поняв, наконец, что очень здорово перегнула палку, так, что та если еще не поломалась, то основательно треснула, попыталась перевести все в шутку.
Едва Кирилл переступил порог, как его прямо в прихожей встретила абсолютно нагая красавица Тамара. Муркнула распутной кошкой и присела перед ним на корточках прямо у входной двери, вновь аккуратненько, дабы не поломать шикарные ногти, расстегивая ремень:
— Мрр, мой котик устал? Ну ничего, не для того ли у него есть кошечка, чтобы снимать усталость?..
Кирилл резко, быть может, чересчур резко оттолкнул ее, тем самым отрезав пути к примирению:
— Чего кошечка хочет выторговать на сей раз? С домработницей прокол вышел, так теперь новую шубку попытаешься заполучить? Или это вторая попытка получить домработницу?
Тамара обиделась. Развернулась на сто восемьдесят градусов и молча прошла в комнату. Впрочем, одеваться не собиралась, даже не попыталась прикрыть наготу. Нагло развалилась в кресле, демонстрируя собственные прелести, и дерзко смотрела на супруга.
Кирилл попытался было смягчить свои слова, добавил почти мирно:
— Или ты просто хочешь меня? Как раньше? Меня, такого, какой я есть. Не того, что я могу или не могу тебе дать, а именно меня самого. Тогда бы я…
Он не успел договорить. Тамара фыркнула, не скрывая сарказма, а лишь подчеркивая его:
— Тебя?! Ты действительно считаешь себя наградой?! Ты мне обеспечь жизнь, к которой я привыкла, тот уровень, к которому меня приучил папочка. А я за это, может быть, и одарю тебя неземным блаженством. Если будешь хорошо себя вести. А так… Чего я в тебе не видела, чего не пробовала? За так я тебя почти год до свадьбы обслуживала, теперь пришло время платить по счетам.
Кирилл остолбенел от такой откровенности. Так вот оно, значит, как?
— "За так"?! — изумлению его не было предела. — "Обслуживала"?! Ты же пищала и плакала в моих объятиях, как же ты можешь говорить?..
— Пфи, — презрительно скривилась Тамара. — Ты действительно полагаешь, что намного лучше других? Уверяю тебя, дорогой, ты ничем не лучше! Впрочем, и не хуже. Ты точно такой же, как остальные.
— Тогда зачем? Объясни мне — зачем?! Зачем я тебе был нужен? Ради чего ты почти год, как ты говоришь, "обслуживала меня за так"?!
Тамара скривила хищные свои губки:
— Зачем, зачем… Потому что дура была. Потому что думала, что ты меня любишь. Потому что папочку послушалась. Это он мне все на тебя пальцем тыкал: Андрианов, Андрианов! Думал, ему полезно будет с вами породниться. Про слияние капиталов все что-то говорил. Да только где они, эти ваши хваленые капиталы?! Вы же голь перекатная, даже домработницу себе позволить не можете!
Кирилл потрясенно молчал. Упал в кресло, обхватил голову руками. Ничего себе, откровения! Слияние капиталов?! А он-то, наивный, был уверен, что его любят не за деньги отца! Ну что ж, хорошо, что все прояснилось так скоро. В конце концов, ничего не стоит развестись теперь, когда правда выплыла наружу. Что ж, так будет даже лучше. За одного битого двух небитых дают. Зато в следующий раз он будет осторожнее.
— Ну вот и хорошо, — облегченно вздохнул он. — Ты уже выяснила, что я голь перекатная, что ты жестоко ошиблась в выборе. Или папочка твой жестоко ошибся. Результат один — ошибки нужно исправлять. Нет, не кровью, мы же цивилизованные люди. Мы просто разведемся. Это вполне логично после того, что ты мне рассказала. Мы оба ошиблись. Вот и давай разводиться.
— С удовольствием! — парировала Тамара. — С величайшим удовольствием! Думаешь, ты такой бесценный подарок?! Ты ничтожество, ты нищий, как последний безработный! Ты посмотри на себя — да был бы ты хоть красавцем расписным, а то ж и посмотреть не на что!
— Ну, с этим я категорически не согласен, — оскорбился Кирилл. — Может, и не писаный красавец, но и не последний урод, так что не передергивай, пожалуйста. А насчет ничтожества и нищеты я тебе так скажу. Я не нищий, нет. Но и не Рокфеллер пока что. А ты думаешь, как Рокфеллер состояние сколотил? Швыряя деньги налево и направо? Нет, дорогуша, так деньгами только последние идиоты распоряжаются. Деньги должны работать, деньги должны делать деньги. Не ради шика, не ради того, чтобы все завидовали. Сугубо ради чувства собственного достоинства, ради внутренней свободы. И они мне эту свободу дают. А остальное… Знаешь, мне не тяжело за собой тарелку помыть, и постель свою постирать мне тоже не западло. Я к этому спокойно отношусь, нормально. И мама моя всю жизнь работала, и до сих пор работает, хотя запросто могла бы позволить себе сидеть дома, и не просто сидеть, а как сыр в масле кувыркаться — заслужила, наработалась. А она при этом еще и не считает зазорным самолично квартиру убрать. А чего ж в этом зазорного? Не это ли главное отличие между обезьяной и разумным человеком? Это обезьяна съест банан, да шкурку тут же себе под ноги швырнет. А человеку, нормальному человеку, вряд ли понравится жить в хлеву да без конца скользить и падать из-за этих шкурок.
Тамара вскочила, кажется, напрочь позабыв о собственной наготе, воскликнула возмущенно:
— А! Так я, по-твоему, обезьяна?! Спасибо, милый, что не свинья! Хам, быдло! Сволочь!
Кирилл усмехнулся:
— Заметь — насчет свиньи это ты сказала, не я. И я рад, что ты сама это поняла. Так как насчет развода?
— Легко!!! Запросто!!! Прямо немедленно, нет, завтра! А сейчас я уезжаю к папе. И вообще — пошел ты! Козел!
Кирилл только усмехнулся:
— Ты так и поедешь голой? Или все-таки что-нибудь на себя накинешь?!
И лишь приняв решение о разводе, Кирилл успокоился. Да, так, несомненно, будет лучше. Причем не только для него, но и для самой Тамары. Пусть найдет себе такого, которого устроят ее фортели с шантажом, который будет выполнять все ее требования, наймет ей домработницу и личную камеристку. Ишь, домработницу ей подавай!
Собственно, Кирилл и сам не понимал, чего он прицепился к этой домработнице. Ну хочет женщина домработницу — так пусть получит ее, делов-то! Мелочь, копейки по сравнению с тем, во что ему обходится сама Тамара. И даже не в том дело, что мама, вельми уважаемая Ирина Станиславовна, с видимой легкостью обходится без домработницы и еще много без чего.
Нет, не в этом дело. Да, Кирилл и в самом деле хотел бы построить свою семью по образу и подобию семьи, в которой вырос, и вырос, между прочим, довольно неплохим человеком. Больше всего на свете ему хотелось бы таких же отношений, какие сложились между отцом и матерью, хотелось доверять жене безгранично. А еще больше хотелось о ней заботиться. Пусть так же нарочито грубовато, как отец заботится о маме, с непременным вздохом сожаления и усталости, но с неприкрытой любовью во взгляде. А можно и без ложной грубости, без притворных вздохов сожаления, а просто с откровенной любовью и во взгляде, и в улыбке, и в голосе. Не в форме было дело, совсем не в форме! Главное было — любить самому и быть абсолютно уверенным во взаимности. Главное — быть всегда рядом и чувствовать тепло родного тела и души, поддержку, читаемую в каждом взгляде. А уж муж ли будет притворно вздыхать, словно бы устав от постоянного присутствия супруги, или же жена будет преувеличенно-нарочито возмущенно ворчать, плохо скрывая за ворчанием радость от того, что он, самый дорогой, самый любимый человек — вот он, совсем рядышком, и так всегда было и так всегда будет, потому что не может быть иначе.