— Да уж, подомнешь такую махину, — усмехнулась Света, но в машину таки села.
Кирилл тронул автомобиль с места. Про себя отметил словно бы невзначай: "Махину!" Некоторые его джип и за машину-то не считали: еще бы, для них Тойота — не больше, чем самокат. Для Светланы же его Тойота была верхом шика. Плохо это? Или хорошо? И вообще — какая разница? Она ведь ему даже ни капельки не нравится. Мышь белая, кудрявая.
— Каким ветром в этих краях? — спросил ровно, совершенно нейтрально, дабы не выдать интереса. Сам же буквально извелся за тот час, что ожидал ее под чужим домом — куда пошла, к кому, зачем?
Светлана засмеялась легонько, как колокольчик от дуновения ветра:
— Живу я тут!
— А! — многозначительно ответил Кирилл.
— Мне буквально два квартала проехать, совсем рядышком, — оправдывалась почему-то Света. — Я бы и пешком дошла, да просто лень ноги мучить.
— Да ладно, — снисходительно ответил Кирилл. — Чего ты извиняешься — не я ж везу, машина.
Светлана улыбнулась и не ответила. Кирилл тоже не нашелся, что сказать. Ничего, ровным счетом ничего от нее не исходило, ни малейшего флюида. Кроме потрясающего, просто сногсшибательно вкусного запаха. У Кирилла слюнки потекли. Не сдержался, сделал даме весьма сомнительный комплимент:
— От тебя просто офигительно пахнет котлетами!
Света покраснела. На ее белой коже это было очень хорошо заметно. Смутилась, втянула голову в плечи:
— Ой, какой ужас! Это ведь ужасно, да, когда от женщины вместо французских духов пахнет котлетами, да? Я их даже не ела. Честно-честно! Просто подруга жарила, а я стояла рядом, вот, видимо, и пропиталась запахом. Я к подруге заходила, надо было обсудить пару вопросов. А у нее семья, мужа кормить надо, сына. Вот мы и общались прямо на кухне, так сказать, приятное с полезным. Ой, вы меня извините, я вам всю машину котлетами провоняю…
Света извинялась так искренне, так смущенно оправдывалась, что Кириллу стало смешно. И как-то легко на душе, спокойно, уютно. Как будто бы это ему жена жарила котлеты. Ему и их детям.
— Ой, да ладно, Света, брось ты! Просто я голодный, а тут так вкусно котлетами пахнет. И вообще, чего ты все выкаешь? Не чужие вроде люди…
Тут они как раз подъехали к повороту, ведущему к ее дому. Кирилл как-то сразу не сообразил, что нужно бы сделать вид, что он не в курсе, и чуть было не оплошал. Уже включил поворотник, намереваясь свернуть с главной дороги, да Света вовремя сориентировалась, подсказала:
— Вот за этим перекрестком остановите, пожалуйста. То есть останови…
И опять покраснела.
А Кириллу почему-то уже не хотелось высаживать ее так далеко от дома. Почему-то приятно оказалось ее смущение, почему-то так хотелось улыбаться во весь рот.
— Командуй парадом, — распорядился он. — Доставлю прямо к подъезду в лучшем виде.
Света вновь зарделась, но спорить не стала. Правда, командовала не как надо, "направо" да "налево", а рукой показывая направление:
— Туда, а теперь сюда. Я все время путаю "право" с "лево", мне проще рукой показать. А то пока я вспомню, право это или лево, мы уже далеко уедем.
Кирилл лихо подкатил к подъезду и резко тормознул. Не поленился даже выйти из машины и предложить даме руку. Та уж и вовсе от смущения не знала, куда деваться. И вне себя от благодарности пригласила:
— Может, зайдете? Я вас покормлю, вы же голодный. Правда, котлет у меня нету, но я только вчера сварила очень вкусный борщ, хотите? И сырники…
Вообще-то Кирилл был не настолько голоден. Но ему почему-то было так приятно ее приглашение, а еще больше ее смущение. Да если учесть, что дома его вряд ли ждал вкусный ужин: в лучшем случае замороженные пельмени, в худшем — очередной поход в ближайший к дому ресторан. И так вдруг захотелось чего-то домашнего! Борща, например, да с майонезом. И сырничков со сметанкой!
— А с удовольствием! Только с одним условием — никаких "вы", договорились?
— Договорились, — едва слышно ответила Света, стесняясь заглянуть в его глаза. И в очередной раз покраснела.
Глава 8
Тамара лихо подрулила к дому и стала вытаскивать из машины сумки. Впрочем, тащить их в дом она и не думала, так и бросила около багажника — что она, тяжеловес, что ли? Неужто кроме нее некому сумки таскать?
Мама по обыкновению полулежала в любимом кресле перед телевизором и щелкала семечки. Тамару передернуло: ну что за идиотская, прямо-таки плебейская привычка?! Как бабка деревенская, еще бы цветастый платочек на голову повязала! Подставила какую-то солдафонскую металлическую мисочку под подбородок и сплевывает в нее шелуху. Фи, как это недостойно!
И Тамара прямой наводкой направилась в кабинет к отцу.
— Привет, пап! Я вернулась!
— О, дочура, — обрадовался Семен Львович.
Вышел из-за стола, обнял дочь, смачно чмокнул в губы:
— Ну здравствуй, здравствуй, радость моя! Здравствуй, госпожа Андрианова!
Тамара скривилась:
— Нет, папа, не называй меня так. Даже в шутку не называй. Говорю же — я вернулась, я не хочу быть Андриановой.
Зельдов посмотрел на нее внимательно, взял за руку и почти насильно протянул Тамару через весь кабинет к массивному кожаному дивану, усадил рядышком:
— Ну-ка, рассказывай, что еще за новости?
Тамара надула губки:
— Что еще рассказывать? Говорю же — я вернулась, неужели непонятно?! Хватит с меня замужних радостей, мне с вами лучше.
Семен Львович сказал строго, что было ему так несвойственно при разговоре с женой и дочерьми:
— Рассказывай, и в подробностях. Что случилось?
— Что, что? — возмутилась Тамара. — Ошиблись мы с тобой, папочка, вот что. Вернее, это ты ошибся, и сильно, между прочим. А из-за тебя я пострадала.
Она на мгновение замолчала, потом продолжила коверканным голосом, словно передразнивая отца:
— "Андрианов, Андрианов"! Большой пшик твой Андрианов, папочка! Голый и босый, нищий, как последний бомж! Вот тебе и Андрианов! Жадный, как сволочь, он же за копейку удавится!
— Ну за копейку-то вряд ли, — в голосе Семена Львовича не было и тени иронии. — И про жадного не верю. Ты уверена, что все рассказала? Вот просто так, на ровном месте он вдруг оказался жадным? В чем же это выразилось?
Тамара нервно стала выстукивать каблуком мелкую дробь.
— Противно рассказывать. Цепляется ко мне по любому поводу. Да жлоб он, твой Андрианов! Обыкновенный жлоб! Домработницу и то не может нанять, денег ему жалко, видите ли! Сам посуду моет, сам стирает. И от меня того же требует. Он целыми днями на работе, а я ему должна ужины готовить да порядки наводить. Того и гляди, скоро стирать заставит. Что я ему, прачка?! Женился бы на какой-нибудь Тосе Тютькиной — та бы ему и стирала, и жрать готовила. А я ему не прислуга! Все, папочка, сходила замуж под твоим чутким руководством. В следующий раз сама буду все решать, понял? Ты прокололся, а мне с этим дерьмом жить, да? Нетушки, не выйдет! Я развожусь, нравится тебе это или нет.
Зельдов помолчал немного, пожевал губы, почесал лысину. Встал, прошел к стильному письменному столу, присел на его краешек, и только тогда ответил. Ответил сухо, даже как-то зло. От его голоса у Тамары почему-то поджилки затряслись:
— Сама решать будешь не раньше, чем меня на кладбище свезут. А пока я жив, будешь делать то, что я говорю. Я не для того тебя баловал, чтобы ты мне своими капризами все планы перечеркивала. И если я сказал "Андрианов" — значит, твоим мужем будет Андрианов, и никто другой. До тех пор, пока я не найду более подходящую кандидатуру, поняла? А уж как мужика заставить исполнять твои прихоти — это не мне тебя учить. Раз сама не понимаешь, проконсультируйся у матери, она больших успехов в этой области достигла. А теперь разворачивайся и езжай к законному муженьку, вот тебе и весь мой родительский сказ.
Тамара опешила. Еще никогда в жизни отец не разговаривал с нею подобным тоном. А она-то так рассчитывала на его поддержку, была уверена, что он ее пожалеет, что он все поймет! Нет, наверное, она просто неубедительно ему объяснила, какой он на самом деле, этот Андрианов.