Как жаль, что к землям Прилива не пройти напрямую. Айон мог себе только представить, как наживется на перепродаже ткани гёнхарра Города Искр.
Хэбетлем, чья седая и обычно гладко причесанная борода сегодня без всякого повода оказалась заплетена в косичку, получил искреннее сочувствие и новое предложение потерпеть, но у Айона возникло чувство, что на этот раз сетования почтеннейшего не совсем искренни. Когда старик удалился и в потоке просителей наступило временное затишье, он кликнул своего приглядая Толисиза и наказал ему походить за Хэбетлемом в ближайшие пару дней.
Караванщик одарил золотом и его? Хэбетлему стало мало денег, которые платит ему Город и приносит торговля? Если так, то почтеннейшему скоро придется искать замену.
Бывший беглый алманский раб, а ныне преданный Айону до последней капли крови Толисиз, чье смуглое лицо от постоянного нахождения на солнце цветом уже давно напоминало орех, сверкнул в ответ на слова гёнхарры белозубой улыбкой и наклонился к его уху.
— Мой уже знать дело. Вчера ночь. Цвертка.
На языке алманцев, живущих на другой стороне пустыни, слово значило «виверна».
Айон откинулся в кресле и рассмеялся: вот так дела! Почтеннейший Хэбетлем, чьи внуки уже вот-вот заведут своих детей, — и провел ночь у виверны! Верно говорят: слаб мужчина, не устоять ему перед красотой женщины, а перед чарами змеедев тем более.
— Все равно походи. И пару раз попадись на глаза, чтобы он тебя заметил. Старика это приободрит.
Толисиз осклабился в предвкушении, кивнул и бегом бросился к дверям.
Как обычно, дождавшись, пока городской колокол пробьет время вечерней молитвы, в судьбоносный зал заглянула городской казначей, госпожа Весахми́. Всегда в белом в знак скорби по умершему уже десять Жизней назад мужу, с по-вдовьи выбритой на висках головой, она казалась гораздо старше, чем была. Весахми служила еще прежнему гёнхарре и перешла к Айону, чтобы теперь служить и ему. Она приблизилась к креслу, прижимая к груди свиток с расходами и доходами за прошедшую дюжину дней, и поклонилась, зная, что ее ждут.
— Гёнхарра. Расчеты готовы.
Айон кивнул ей и хлопнул в ладоши, подзывая Тирузина, который тут же бесшумно возник рядом.
— На сегодня все, — сказал он, отдавая ему мантию и поднимаясь с кресла. — Передай госпоже Элейле, что я жду ее, как только закончится время молитвы. Распорядись принести вечернюю пищу для меня и госпожи Весахми в комнату с озером, мы будем там. И не забудь про холодную воду, да проследи, чтобы на этот раз положили в нее побольше льда.
Айон повернулся к стоящей рядом женщине.
— Или сегодня ты желаешь чего-то другого, джахли́?
— Воды, гёнхарра, — сказала Весахми, и Тирузин, кивнув, исчез так же бесшумно, как и появился.
Они перешли в комнату с озером — большой отделанный белым и голубым зал, где успокаивающе шептала о чем-то вода и белоснежные мягкие диваны и подушки так и манили присесть и дать отдых ногам и рассудку. На многих людей этот шепот и эти подушки нагоняли сон, но Айону все это помогало сосредоточиться и не отвлекаться.
Не то чтобы он отвлекался сегодня больше обычного, зная, что в дальней комнате дворца, в покоях его сестры ходит и говорит, живет и чувствует единственная его сердца. В момент, когда на плечи гёнхарры ложилась мантия, он забывал обо всем, кроме своего прямого долга.
Но работа с цифрами всегда требовала от Айона чуть большего усилия, чем другая. Это госпожа Весахми играючи могла сложить в уме дюжину двузначных чисел. Ему же приходилось проверять результат дважды.
Он едва обратил внимание на слуг, пришедших зажечь настенные и настольные лампы, настолько они погрузились в дела. Только когда свитки были снова сложены, и госпожа Весахми, поблагодарив его, собрала их и исчезла в дверях, он позволил себе вспомнить о встрече, которой так ждал.